— Ты права, госпожа! — не стал отпираться обвиняемый. — Но поверь, уж лучше тебе вплотную столкнуться с местными злодеями, чем бороться с тем, кто поджидает всех нас дома…
— Э-э-э? — не поняла я, но кинжал убрала. — Намекаешь, твой неведомый хозяин настолько всесилен, что мне он не по зубам?
— Я рекомендую тебе остаться здесь, — убеждающим тоном посоветовал Спинолом. — Настоятельно рекомендую остаться здесь навсегда, а обратно в Листоград даже и не соваться!
— Завянь мои фамильные лотосы! — Я шокированно почесала в затылке. — Вот это да… Хочешь сказать — путь домой мне отныне заказан?
— Точно, если тебе жить еще не надоело! — исчерпывающе кивнул тролль. — Поверь мне на слово и не требуй дальнейших объяснений, все равно ты их не дождешься. Просто выбери меньшее из двух зол.
Тролль без усилий, но довольно вежливо поднял меня, как куклу, переставил к другой стене коридора и вернулся на веранду, показав, что наш разговор окончен. А я лишь недоуменно хлопала ресницами ему вслед. Эх, загадал же он мне задачку — аж мозги от нее дымятся! Интересно, кто такой великий и ужасный подкарауливает меня в Листограде? А самым обидным в данной ситуации было мое абсолютное нежелание выбирать из двух зол, как советовал Спинолом. Ибо какое зло ни выбери — большое или маленькое, добром оно от этого все равно не станет… И если здесь моей жизни угрожает сумасшедшая жрица богини Морриган со своими грандиозными планами, то дома… Ох, спаси меня богиня Дану, но неужели в мире существует еще какое-то иное зло, способное превзойти даже саму смерть?
И я тут же дала себе нерушимое обещание во что бы то ни стало вернуться домой, ибо мрачная перспектива остаться в этом городе навсегда пугала меня до ужаса. О том, чем же на самом деле грозит мне такое возвращение, я в тот миг не задумывалась, ибо, как говорится, при сильном испуге у женщин атрофируется небольшая часть мозга, отвечающая за все.
Но самым интересным событием сегодняшнего вечера стал отнюдь не мой разговор со Спиноломом, а приезд на Сидорову дачу двух последних, чуть припозднившихся гостей — Татьяны Горской и Ивана Милославского.
— Э-э-э… папа, отец, батяня? — неуверенно спросил доцент, сквозь сползшие на кончик носа очки взирая на Маврикия, уютно расположившегося у меня на коленях.
— Тамбовский волк тебе батяня! — неприветливо буркнул котяра, топорща усы.
— Мамочки, да он еще и разговаривает! — восхищенно завизжала экзальтированная Танечка, потянувшись, дабы почесать за ухом потенциального свекра.
— Но-но, попрошу без рук! Вы уж определитесь для начала: папочка или мамочка. — Маврикий сурово уклонился от столь явной фамильярности. — Нашлись, называется, детки на мою голову. Топить вас всех в одном ведре… Ведь если я всех своих котят признавать стану, то сразу же на алиментах разорюсь…
— Да не нужны мне ваши алименты! — сердито парировал Иван, извлекая из кармана куртки солидных размеров тетрадь. — Лучше помогите свои же дневники прочитать…
— Уж лучше алименты! — сразу же пошел на попятную кот, едва взглянув на подсунутый ему под нос талмуд. — А почему он каким-то тарабарским языком написан?
— Зашифрован! — пояснил доцент. — Эх, а я-то надеялся…
— Извините, амнезия! — в который раз попросил прощения Маврикий. — А сам так ничего разобрать и не смог?
— Пару абзацев, и не более того, — разочарованно признался Милославский. — Упоминание о каком-то великом пауке, более смахивающее на бред… А какой такой еще великий паук, спрашивается? О таких даже в Интернете ничего нет!
— Для того чтобы все узнать, нужен не Интернет, а утюг или паяльник… — философски протянул Сидор, внимательно прислушивающийся к сему, казалось бы, абсолютно не касающемуся его разговору. Лицо у него при этом было какое-то излишне сосредоточенное, что мне совершенно не понравилось.
Кот отвернулся, потеряв интерес к несодержательной беседе, и занялся умыванием, а я задумалась, мучительно вспоминая: где и когда я уже слышала нечто подобное, касающееся Великого Паука?
От размышлений меня отвлекла громкая ругань Анриэна. Дроу размахивал ярким журналом и, тыкая его всем под нос, доказывал, что, дескать, отлично знает вот этого прекрасного блондина в золотистых одеждах, изображенного на одной из иллюстраций. Знаком с ним давно и лично, и зовут оного пижона — маркиз Ламмарулаэль Белокурый. И пора ему этого грубияна на дуэль вызвать… Доказывал до тех пор, пока хозяин дачи не отобрал у дроу злополучное печатное издание, настойчиво посоветовав отвязаться от фотографии стилиста Сергея Зверева…
Впрочем, после того как Сидор выставил на стол графинчик с домашней наливкой, настроение у всей собравшейся на даче компании значительно улучшилось. Презентация самодельного спиртного сопровождалась шутливой фразой, дескать, хорошие привычки продлевают жизнь, зато плохие делают ее приятной. Никто с оной истиной и не спорил. Под наливочку пошли на ура и неформатный салат «Оливье» тролльего изготовления, и самолепные пельмени, и копченое сало с вареной картошкой. При этом само троллье трио вообще уминало все без разбору, истребляя такое количество провианта, которого хватило бы для прокорма целой дивизии.
— В какой руке принято держать вилку, а в какой нож? — Вырвиглаз испуганно таращился на столовые приборы.
— А ты нападаешь или обороняешься? — поддел друга Надериухо. — Вон лучше у командира спроси…
— Когда я ем — не создавай проблем! — огрызнулся Спинолом, шустро орудуя здоровенной ложкой. — Отстань и запомни на будущее: если котелок варит, никогда голодным не останешься.
Выслушав оную мудрость, Вырвиглаз сначала растерянно поскреб в затылке, но потом озаренно выдал свое излюбленное «Так точно!», победно улыбнулся и начал есть пельмени руками — загребая их целыми пригоршнями.
Итак, ужин достиг своего апогея… Надир беспрестанно подливал в рюмку кокетливо хихикающей Блохи, Анриэн завладел вниманием хозяина, рассказывая ему о каких-то давних сражениях, Татьяна и Иван все еще листали не поддающуюся расшифровке тетрадь, а уставший Кирилл тайком подремывал — опершись на локоть и опасно клонясь лицом в сторону полуведерной миски с салатом. На мою сиятельную персону никто не обращал внимания, и только сидящий напротив Спинолом не сводил с меня пристального, явно сочувствующего взгляда. Вылакавший блюдце наливки Маврикий повел по сторонам изрядно осоловевшим взором и заметил висящую на гвоздике балалайку.
— Эй, сатрапы и изверги, а почему никто не поет? — тут же возмутился кот, мгновенно становясь центром всеобщего внимания. — Так хорошо сидим — и не поем… Непорядок!
— Прадедовская! — пояснил Сидор, указывая на музыкальный инструмент. — Висит без дела, ибо мне медведь в детстве на ухо наступил, да и играть на ней я не умею…
— Дай! — Кот требовательно растопырил когтистые лапы.
Старлей изумленно снял балалайку со стены и без малейших возражений подал Маврикию. Кот с видом знатока тронул струну, подкрутил колки и игриво подмигнул мне зеленым, чуть окосевшим глазом.
