Ди застыла как вкопанная перед белой дверью и с беспокойством посмотрела на него.
– Что такое? – спросил он с улыбкой. – Переживаешь, что я разболтаю об ужасах твоего будуара всему свету? – Он прижал правую руку к груди, поднял голову и произнес звонким голосом: – Как истинный джентльмен я обещаю, что сохраню все в тайне.
Ди подняла обе брови.
– Не сомневаюсь. Но проблема не в этом. Просто… – она кашлянула, и Шон заметил застенчивый румянец у нее на шее, – Лотти единственный человек, кто видел мою спальню, и я на самом деле очень стесняюсь показывать свое жилище другим людям. Я думаю, будет лучше, если ты подождешь внизу. Я быстро.
Шон медленно покачал головой:
– Это не обсуждается. Я никуда не уйду.
Ди вздохнула и сложила руки на груди.
– Никто никогда не говорил тебе, что ты невыносимо упрям?
– Частенько. Это одно из моих деликатных качеств, – ответил он веселым мелодичным голосом. – Если я задумал что-то – то все, я своих решений не меняю.
Она смотрела на него несколько секунд, потом медленно отняла руки от груди.
– Этот фестиваль чая дорого мне обходится. – Шон услышал ее бормотание, но Ди повернулась и открыла дверь спальни, размахивая туфлями в одной руке.
Шон прислонился к двери и вздохнул, пытаясь принять то, что он видел.
В миниатюрную спальню Ди умудрилась втиснуть широкий светлый деревянный шкаф и стол, который стоял перед окном. Книжный стеллаж, полный бумаг, журналов и книг всех размеров, занимал остальную часть стены и примыкал к ее прикроватной тумбочке.
Стены были окрашены в теплый бежевый цвет. Мягкая мебель в комнате была выдержана в лавандовых и бледно-желтых оттенках, в том числе и кремовое стеганое покрывало с вышитыми крошечными цветками.
Спальня была спокойной, аккуратной, чистой, умиротворенной и безмятежной. Очень женственной, но не излишне девичьей или миленькой. Подобную цветовую палитру и обстановку предлагали некоторые дизайнеры интерьера для новых бутик-отелей, которыми управляла его сестра.
Шон с ужасом осознал, что это была полная противоположность тому, что он ожидал увидеть. Какое право он имел судить Ди или ее выбор в ее своем собственном доме?
Его губы самопроизвольно расплылись в улыбке.
Ди Флинн оказалась одной из самых удивительных женщин, которых он когда-либо встречал.
– Ты можешь войти, если обещаешь ничего не трогать и не критиковать, – сказала Ди, подобрав шелковое кимоно с кровати, распахивая дверцу платяного шкафа и вытаскивая вешалку.
– Спасибо. Очень… милая комната.
Она закашлялась и обернулась к нему лицом.
– Не надо так удивляться. Чего именно ты ожидал? Неужели ты думал, что я свила гнездо из соломы от старых деревянных ящиков для чая или что-то в этом роде?
Шон поднял обе руки вверх.
– Ничего подобного. Я просто не представлял, что ты выберешь скандинавскую цветовую гамму с английским оттенком. Большинство твоих нарядов такие яркие и восточные. Я думал, ты предпочтешь этнический стиль – что-то яркое. Вот и всё.
– Ах, ты ожидал увидеть радужные цвета и темное дерево. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Должно быть, ты шокирован. Но не забывай, что я прихожу сюда в конце дня, чтобы расслабиться. Мне необходимо это тихое местечко, чтобы собраться с мыслями, успокоиться и сосредоточиться. Иначе я бы действительно свихнулась от хаоса, который представляет собой моя повседневная жизнь.
– Ну, я знаю, каково это. Особенно с нарушением биоритма, – ответил Шон, протискиваясь мимо нее, и взял фотографию в серебряной рамке с ее компьютерного стола.
Высокий стройный седой мужчина в белом кителе и брюках стоял, опираясь одной рукой на деревянный балкон, другой обнимая за плечи темноволосую женщину в ярко-голубой кофте и юбке с запа́хом. Их окружала пышная зеленая листва, и буйство цветущих растений всех форм и оттенков рвалось наружу из цветочных горшков, кашпо и вазонов.
– Это твои родители? – спросил он и махнул головой на фото.
Ди отложила обувную коробку, подошла и встала рядом с ним.
– Да. Это мама и папа на веранде дома, который они снимают в Шри-Ланке. Им очень нравится там, и я даже не представляю, что они вернутся в Великобританию теперь, когда оба на пенсии. В теплых странах образ жизни пенсионеров сильно отличается от того, к чему мы привыкли. И пенсионных накоплений им хватит там надолго.
– Ты часто видишься с ними?
– Раз в год я собираю деньги на рейс и договариваюсь о паре деловых встреч с производителями чая. На самом деле хозяин плантации, где живут мои родители, посетит фестиваль чая на следующей неделе. Будет приятно снова увидеть его, даже если с ним непросто договориться, когда речь заходит о его лучшем чае. Мама и папа ладят с ним, и он очень хорошо относится к своим работникам.
– Значит, ты видишь их только один раз в год? Это должно быть тяжело. У них есть Интернет?
Ди откинула голову и громко рассмеялась:
– О, пожалуйста, не смеши меня. Лотти потребовался час, чтобы нанести мне этот макияж, и она сойдет с ума, если я его испорчу. Но, отвечая на твой вопрос… – она промокнула угол глаза бумажным платочком, – мои родители сильно сопротивляются техническому прогрессу. В доме, который они арендуют, есть генератор, который регулярно ломается, но большую часть времени они обходятся без него. Так что нет ни Интернета, ни компьютера, ни мобильного телефона или чего-то близкого к тому, что им кажется проклятием западной культуры. Но они пишут изумительные письма. И за это я им благодарна.
Потом она замолчала.
– Я слишком много болтаю и не ищу обувь, а нам пора выходить. Ладно, как насчет этих?
Ди повернулась и собиралась уже было нырнуть за обувной коробкой в шкаф, когда Шон подошел ближе и нежно взял ее за обе руки и улыбнулся.
– Я бы предпочел весь вечер слушать твои рассказы о родителях, чем провести его со стажерами-менеджерами. Мой семинар по тайм-менеджменту и производительности может подождать до завтра. Потому что сейчас у меня есть гораздо более срочное дело. Я должен принести тебе свои огромные извинения, мисс Флинн.
Она откашлялась и уставилась на него широко раскрытыми глазами. И моргнула. Дважды. Потом молча ждала, пока он договорит.
– Когда я ввалился в чайный магазин в тот вечер, а ты так восхитительно меня нокаутировала, я мысленно прозвал тебя «сексуальная леди-пекарь», которая была виновна в том, что я рассматривал чайную, сидя на заднице на полу. Ах, не смотри на меня с таким негодованием, потому что мое мнение изменилось.
Он сверкнул на нее глазами.
– Не о сексуальности – она никуда не делась. Но я был временно ослеплен твоим энтузиазмом и энергией, решив, что ты именно такая, какой мне показалась в первый момент.
