– Один человек не может быть целью другого. Должно быть что-то еще, – резюмировал вернувшийся Игорь.
И я сдалась. Они действительно пришли с этим вопросом.
– Это от биологии, – сказала я. – Одна из многих ловушек. Материалом для эволюции всегда была не отдельная особь, но популяция, вид. Поэтому тот, кто умеет думать и чувствовать, чувствует ну просто на клеточном уровне, что есть у мира для него какая-то задача, бо́льшая, чем его личные интересы. Это правильно, и во всех эпосах и книгах, во всех религиях это обыгрывается. Если никто не лучше никого, то, конечно, возникает много вопросов. Но видеть ближайшей и конечной целью себя самого – это тупик. Тогда уж лучше отношения «сеньор – вассал», как у рыцаря Роланда, или дети, семья, как у твоей матери, Алина.
– Но мы не животные, – сказал Игорь. – А если не религия и не рыцарский эпос, то что же для нас?
– «Счастье для всех, и пусть никто не уйдет обиженным!»
[1]
– не удержавшись, процитировала я. Смотрели непонимающе – видимо, не читали.
– Лучшие, самые умные люди веками думали, как совместить личное и общественное, – сказала я. – Столько дров наломали… Вы должны были в школе проходить…
– Мы в гимназии вроде что-то другое проходим, – сказала Алина.
– Ну да, у вас другие песни, – усмехнулась я. – А мы только это и проходили: «Средь мира дольного, для сердца вольного есть два пути. Взвесь силу гордую, взвесь волю твердую – каким идти? Она просторная, дорога торная, страстей раба, по ней громадная, к соблазну жадная идет толпа…» Еще «Манифест коммунистической партии»…
Погрузившись в воспоминания, я на несколько мгновений отвела взгляд от своей парочки. Вернувшись к реальности, увидела, что Игорь порхает пальцами над айпадом. И вдруг… он начал глуховатым выразительным голосом читать вслух с экрана: «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма. Все силы старой Европы объединились для священной травли…»
Алина слушала, вытянув шею.
Они поднялись синхронно, будто по какому-то не слышному для меня сигналу:
– Спасибо, мы пойдем.
– Да погодите вы, ребята… Что вы?..
– Спасибо. И то стихотворение, Игорь… я запомнила, найдем…
Они ушли. Я смотрела им вслед в полном ошеломлении. Что это было?!
Профессия – инвалид
Коллега позвонила поздно вечером. В ее голосе отчетливо слышалась тревога. Видимо, из-за этой тревоги она говорила прямее, чем обычно принято в обществе «культурных людей»:
– Катя, мне нужна ваша помощь или хотя бы совет. Все традиционные пути мы уже попробовали. А у вас порою мозги работают как-то вывернуто, как кофта наизнанку, вдруг вы что-нибудь придумаете? Его зовут Илья…
Я тоже встревожилась. Коллега много лет работает с семьями, где есть «тяжелые», психически больные дети. Помимо основной деятельности, у нее – что-то вроде клуба при одном из психоневрологических диспансеров. Там регулярно бывают всякие мероприятия, концерты, игры, просто чаепития и общение. Многие из ее детей уже выросли, но продолжают посещать это пространство, потому что после окончания спецшколы (для тех, кто мог учиться) это зачастую единственная площадка их социализации. Я несколько раз бывала на заседаниях ее клуба. Помимо постоянных «профильных» посетителей, там всегда много молодых волонтеров – студентов, начинающих психологов, просто сочувствующих ее делу людей, готовых что-то показать больным ребятам, как-то их развлечь, чему-то обучить, помочь. Я искренне восхищаюсь гуманизмом всей этой деятельности, но при том мало что понимаю в психиатрии и не особенно увлекаюсь групповой психотерапией. Если уж лечащий психиатр и коллега с ее опытом зашли в какой-то тупик, то чем смогу помочь незнакомому мне Илье я? Вероятнее всего, ничем.
– Так что же с Ильей? – услышала я свой собственный голос.
– ДЦП (детский церебральный паралич. – Авт.) с эпилептическим синдромом. Руки и голова работают относительно хорошо, если учесть диагноз. Ходить немного может, но в основном передвигается в коляске. Сейчас эпилепсия под контролем, уже несколько лет не было ни одного приступа. Характер с детства очень тяжелый, эпилептоидный. Склонность к депрессиям. В детстве говорили даже об аутизме (были эхолалии, стереотипные движения), но, по-моему, совершенно напрасно. Позже – обычное занудство, умственная жвачка, может быть, легкая паранояльность…
– Симпатичный юноша… – усмехнулась я.
– Да. Абсолютный слух. Закончил пять классов музыкальной школы по классу фортепиано. Сам сочиняет музыку. Учился дома по обычной программе, закончил девять классов практически на одни пятерки. Увлекается историей и философией, делал в нашем клубе интересные доклады, играл в нашем историческом театре…
– А сейчас?
– Отказывается от всего. Тяжелейшая депрессия, не поддается никакой фармакотерапии. Впрочем, мать подозревает, что таблетки он попросту выбрасывает. К нам не ходит, хотя много лет это было единственное место, где он как-то оттаивал. Уже была одна попытка суицида – демонстративная или нет, никто не понял, все-таки он плохо двигается… Когда откачали, сказал: простите за напрасное беспокойство, в следующий раз я буду аккуратней готовиться. В общем, я знаю его почти 10 лет, и вот он уходит… – теперь в голосе коллеги слышалось почти отчаяние.
– А я-то чем тут могу помочь? – грубовато спросила я. – Встреча со мной перевернет его жизнь и излечит от депрессии?
– Нужно вернуть его к нам. Здесь ему хорошо, он общается, развивается, это стимул…
От сужения и конкретизации задачи я несколько приободрилась и спросила:
– А привезти-то его ко мне в поликлинику родственники сумеют?
* * *
С тревогой ожидала, что коляска не пройдет в мою узкую дверь, что он будет молчать, глядя в пол, что я от неуверенности в себе сразу сморожу какую-нибудь глупость, и все разрушится, не начавшись…
Илья зашел в кабинет сам, слегка придерживаясь руками за стены, поздоровался, сел, вполне доброжелательно оглядел игрушки.
– Илья, сколько тебе лет? – я действительно не удосужилась выяснить это у коллеги.
– Двадцать два.
– Много. А почему в клуб не ходишь? Надоело?
– Нет. Там замечательно. Я всем благодарен. Просто – достаточно.
Это было сказано так, что у меня по спине пробежали мурашки. Достаточно – всего. Попыток. Неудач. Боли. Изоляции. Страха. Отчаяния. Самой жизни. Достаточно…
– Не видишь, что впереди?
– Почему? Вижу, – усмехнулся Илья. – Нормальная инвалидная жизнь. Можно даже в кафе ходить и в театры… Мама вот предлагала в Болгарию на курорт съездить…
– Ерунда. Тебе, как всем нормальным взрослым людям, хочется не только развлекаться, но и служить…
