— Вам районным судом предписано освободить занимаемое помещение! — прокричала Варвара Ивановна сидевшему за столом спиной к окну президенту организации. — Немедленно освободите помещение по Крупской, восемьдесят шесть, кабинет тринадцать! Если не освободите завтра, придем с командой, вышвырнем вещи на улицу, помещение опечатаем!!!
— Госпожа Трубогайкина, — едва сдерживаясь, чтобы не ответить представительнице власти тем же тоном, начал президент Объединения, но пристав, возмущенно выпучив глаза, не дала Дальскому договорить.
— Вы мне тут госпожами не кидайтесь! Вы ответите за оскорбление!
— Уважаемая Варвара Ивановна, давайте дождемся решения мирового судьи, — усмехнувшись в усы, повторно обратился к ней Мамонт Дальский. Он встал, вышел из-за стола и прислонился к стене возле высокого шкафа, забитого рулонами плакатов. — Кроме того, мы готовы заплатить. Ждем, скоро на счет должна поступить крупная сумма. Так что средства есть. Не совсем поэты бедные, — соврал экономист. Где брать деньги на погашение долгов, Дальский не знал и придумать ничего не мог.
— Ничего не знаю! Вот постановление, завтра будьте на месте! Если не будете — двери сломаем! Вещи на улицу!
— Это произвол! — почему-то хором сказали анархисты и комсомолец.
— Да ладно, ребята. — Дальский махнул рукой. — Дело привычное. Опять предписали освободить помещение, мы снова проигнорируем, а тут и дело в мировом суде выгорит.
— Вот только не надо провокаций, не надо! — выкрикнула Трубогайкина и замахала перед самым лицом Мамонта указательным пальцем.
Дальский спокойно отодвинул «перст указующий» от лица, обошел приставшу и направился к телефону. Спустя минуту, как это и предвидел полковник Репнин, президент Объединения поэтов Алтая уже обзванивал всех, кто, по его мнению, мог помочь в сложившейся ситуации.
Дверь кабинета распахнулась, и боком, наклонив голову, вошел товарищ Дальского — Виктор Веков. Студентки, до этого с увлечением занимавшиеся описью и не обращавшие внимания на перепалку Трубогайкиной с Дальским, при виде Векова прекратили работу и замерли, открыв рты. Они впервые видели мужчину таких габаритов. Сама госпожа Трубогайкина побелела, отпрянула, но тут же взяла себя в руки. «Страх неведом женщине, всю жизнь посвятившей работе в правоохранительных органах», — подумала она. Справившись с эмоциями, главный пристав решительно подошла к вошедшему и смерила осуждающим взглядом. Потом, взяв стул, взобралась на него и, глянув Векову прямо в глаза, прокричала:
— Товарищ штангист, предъявите документы! По какому праву вы зашли в кабинет? Здесь вам не спортзал, здесь культура находится, но скоро ее не будет! — За спиной кто-то из ее команды засмеялся, и женщина, спрыгнув со стула, строго посмотрела на студенток. Те нехотя продолжили работу, с интересом поглядывая на «товарища штангиста».
— Я, как бы точнее сказать, человек не чужой, состою в Объединении поэтов, член этой общественной организации, — ответил Веков, горой нависая над представительницей власти.
— И сам поэт, — добавил Дальский.
— Тогда пусть предъявит документы, что он поэт и член! — Это требование Трубогайкиной вызвало восторг у группы поддержки. Девушки не могли открыто смеяться над своей начальницей, но тихонько хихикали, видимо живо представив документ, требуемый ею.
— У нас членство не фиксированное. — Мамонт расхохотался: глухо, издевательски, чем взбесил пристава.
— У вас обязаны быть корочки, — заявила она, краснея от возмущения. — Раз вы — члены, то это должно отражаться документально. А у вас никак не отражается то, что вы члены!
Уверенность дамы-пристава в силе и непогрешимости бумаг с печатями вызывала восхищение Виктора Векова — одного из всеми любимых и известных алтайских шутников.
— Отражается, — сказал он едко. — В паспорте отражается, в графе «пол» написано «мужской». И потом, тут не только поэты, тут любой желающий имеет право находиться. Те, кому нравятся стихи.
Трубогайкина прищурила глаза, с ненавистью взглянув на оппонента, тонкие губы сжались куриной гузкой, ноздри раздулись. Она немного помолчала, потом, склонив голову к правому плечу, зачем-то поправила воротник. Впервые товарищ пристав не знала, что ответить, и уже было начала паниковать, как вдруг вспомнила заученные в детстве стихи. Брови взлетели, сморщив в гармошку узкий лоб, в глазах снова сверкнуло пропавшее было превосходство. Варвара Ивановна, скинув со стула томик Некрасова, села и продекламировала, перефразируя известного классика:
— Поэтом можешь ты не быть, но членом быть всегда обязан! Стихи может писать каждый, даже я!
— Поэт — это не член, а состояние души, — произнес Дальский, сдерживая смех. Он едва выговаривал слова. Его веселье имело далеко идущие последствия: Трубогайкина подскочила к президенту ОПы, выхватила из его рук телефонную трубку и обвиняюще потрясла ею у лица экономиста, едва не сбив очки с узкого лица.
— А вот это уже государственная собственность! И я, как представитель государства, ею воспользуюсь! — авторитетно заявила она, набрав «02».
Кустистые брови Дальского взметнулись вверх, а Веков усмехнулся. Мужчины переглянулись, но пристав этого не заметила.
— У нас экстремисты буйствуют! — кричала в телефон достойная представительница власти, видимо пересмотревшая новостей. — Немедленно вышлите наряд милиции. — Она взглянула на Виктора Векова и добавила: — А лучше два наряда милиции!
Милиционеры появились спустя две минуты. Полковник Репнин приказал, чтобы на всякий случай у дома на Крупе патрулировал улицу милицейский уазик. Мало ли как будут развиваться события: приставам могла понадобиться помощь.
Веков видом и, самое главное, поведением напоминал незабвенного Громозеку — героя славного советского мультфильма «Тайна третьей планеты». «Шкафы» из группы силовой поддержки мультфильм в детстве явно смотрели и слегка завибрировали. Габариты Векова производили шоковое впечатление на всех. Бравые милиционеры, здоровые и высокие парни, впервые ощутившие себя хрупкими и хилыми, тоже потребовали предъявить документы. Видимо, растерянность не проходила, и документы они потребовали у всех присутствующих, включая приставов.
— Да мы тут при исполнении! Требуйте у экстремистов — пусть они покинут помещение! — взвизгнула Трубогайкина.
Девицы администраторского вида шумно переговаривались и перемещались на маленькой площади в произвольном порядке. Это создавало такую суматоху, что разобраться в происходящем служителям было очень трудно. Поэтому, наверное, они смотрели, не в силах отвести глаз, на оазис спокойствия в этом сошедшем с ума доме — на невозмутимую, холодную Грету Сайбель. Она сидела в кресле напротив шкафа с бумагами и отрешенно взирала на происходящее.
Прекратила суматоху, как ни странно, госпожа Трубогайкина.
— Ну хорошо, — сказала она, — раз вы не хотите выселяться, мы тут все опишем и опечатаем помещение.
— Описывайте, описывайте. Только тогда придется описать каждую книгу, каждый журнал, — ответил ей Дальский. — Но учтите, здесь у нас уникальные книги. Первые издания алтайских поэтов. Самиздатовская литература.
