«Наконец настала горестная минута расстаться нам с почтенным нашим капитаном. Со всеми почестями, должными начальнику корабля, опустили его в воду, под голову человек его положил большую пуховую подушку, тягости в ногах было мало, и тело его стало вертикально, так что место его головы, впрочем, закрытой, осталось на поверхности воды. Вся команда в голос закричала, что «батюшка Дмитрий Александрович и мертвый не хочет нас оставить». Простой сей случай так нас поразил, что мы все плакали, пока намокшая подушка перестала его держать на поверхности воды. Он от нас скрылся навсегда. Мир тебе, почтенный, храбрый начальник. Я знал твое доброе, благородное сердце и во все время службы моей не был обижен несправедливостью! Тебе много приписывали неправды, твой откровенный характер был для тебя вреден, и твоя богатырская сила ужасала тех, которые тебя не знали…»
Завершилась русско-турецкая война, и эскадра Сенявина вернулась в родные воды. Шли годы… Некоторые из воспитанников Лукина уже носили адмиральские эполеты, другие, давно вышедши на пенсию, занимались делами житейскими, но разговоры вокруг имени его не утихали, наоборот – с каждым годом появлялись новые, порой невероятные подробности, о которых друзья погибшего никогда и не слышали. Может, это и вынудило в 1857 году выступить на страницах «Морского сборника» Павла Ивановича Панафидина. Бывший бравый лейтенант «Рафаила» бесхитростно поведал правду о своем командире. Так появились знаменитые «Письма морского офицера», ставшие классикой отечественной маринистики.
Юность в штормах
Родом Лукин был из тульских дворян. Осиротел рано, и опекал мальца дядюшка. Мальчишка рос смышленым: читал запоем книги, сочинял стихи, а в минуты озорства гнул подковы да валил наземь жеребцов. Когда стукнуло Дмитрию четырнадцать годов, дядюшка решил, что пришла пора определять его в люди, и сдал в Морской корпус.
– Дело морское – многотрудное, – делился своими соображениями опекун на родственном совете. – А потому до буйства и шалостей там недосуг! На службе морской из Митюхи скорее человека сделают, нежели в драгунах али гусарах каких!
Годы корпусные пролетели быстро и беззаботно. Учеба Дмитрию давалась легко, да и жили кадеты весело. Выпуск же Лукина совпал с большой войной: королевская Швеция дерзнула еще раз попытать военного счастья в споре с Россией. Конечно же, мичман Лукин просился на боевые корабли, но его отправили в далекий заснеженный Архангельск, где на Соломбальской верфи спускали на воду линейный корабль «Александр Невский». Затем – переход с отрядом контр-адмирала Повалишина в Копенгаген, где «Невский» вошел в состав стоявшей там русской эскадры. Зиму корабли простояли, вмерзшие в лед; офицеры тем временем отдыхали от дел ратных на берегу. Гуляли от души. Дмитрий Лукин, как всегда, во всем стремился быть впереди прочих, а потому веселился с чисто русским размахом, прокутив к весне в копенгагенских ресторациях половину своего имения.
– Черт с ними, с деньгами! – говорил он друзьям. – Зато будет, что вспомнить в старости печальной!
Летом следующего года Лукин на том же «Александре Невском» участвует в крейсерствах по Балтийскому морю. Расторопность и распорядительность его не остаются без внимания начальства, и Лукина производят в чин лейтенантский. Именно в это время рождаются первые легенды о его необычайной силе. Что правда, то правда: Лукин шутя перетаскивал на себе орудийные стволы, жонглировал тяжеленными ядрами да на спор вгонял пальцем гвозди в дубовую корабельную обшивку. Надо ли говорить, сколь обожала его команда. А вскоре о лейтенанте с «Невского» заговорил и весь Балтийский флот.
Следующий, 1790 год стал годом боевого крещения Лукина. В двух кровопролитных сражениях со шведским флотом при Красной Горке в Выборге проявил он себя храбрым и грамотным моряком. Известие о заключении мира встретил уже в капитан-лейтенантском чине. А едва корабли втянулись в кронштадтские гавани, прикатил к Лукину дядюшка из губернии Тульской. Был дядюшка взволнован до крайности необычайной. Еще один хороший загул – и все имение фамильное с молотка пойдет. Настроен по этой причине дядюшка был весьма решительно, но как человек, житейским опытом умудренный, начал издалека:
– Ничего нету лучше, Митя, чем жизнь семейная! – повел он разговор, едва только расцеловался с племянником и сел за стол. – Ну, представь себе, дружок. Ты в кресле посиживаешь, романы французские читая, а женушка-голубушка вокруг тебя хлопочет!
Однако племянник к этой теме оставался совершенно равнодушен. Позевывая в кулак, Митя с тоской поглядывал на своего воспитателя. Дядюшка вскорости уехал ни с чем, а племянник продолжил разорять родовое имение. Так, наверное, через год-другой и остался бы капитан-лейтенант Лукин гол как сокол, если бы… Любовь Дмитрия Лукина была подобна урагану. Очаровательную Настеньку Фандер-Флит он встретил на балу в Кронштадтском морском собрании. Встретил – и тут же сделал предложение. Испуганная таким оборотом девушка робко пожала плечами:
– Поговорите с папенькой, ведь так скоро жениться – это неприлично!
– Моряку долго ждать не полагается по причине краткости его жизни! – мрачно ответил Лукин девушке и отправился к ее папеньке.
Директор кронштадтских доков Ефрем Иванович Фандер-Флит был человек обстоятельный.
– Сколько душ имеете и в каких губерниях? – поинтересовался он.
– Восемьдесят пять в Тульской да Орловской! – отвечал жених бойко.
– А насколько серьезные чувства питаете к дочери моей?
– Любовь к ней превыше всех иных страстей моих!
В большом волнении сжал капитан-лейтенант спинку стула, подле него стоявшего, и… щепки с глухим треском посыпались к ботфортам жениха.
– Что ж, в чувства ваши я верю! – молвил будущий тесть, печально оглядев останки стула. – Можете объявлять помолвку!
Спустя месяц была помолвка, а еще через полгода Настя Фандер-Флит стала госпожой Лукиной. Из церкви молодую жену вез домой гневный папаша. Молодой муж в это время уже спешил на свой корабль: Лукин уходил в крейсирование по Немецкому морю.
– Были у тебя женихи приличные из полка Измайловского да коллегии иностранной, так нет, подавай ей моряка! Вот теперь и сиди одна как перст, на волны глядючи! – ругался директор кронштадтских доков.
Дочь не отвечала, рыдая в фату.
Мимо набережной, салютуя крепости, проплывала громада линейного корабля «Память Евстафия», на котором ее молодой муж отправлялся в далекие края…
Служба Черноморская
А через год с Лукиным приключился конфуз. Повздорив с вороватым портовым чиновником, он не нашел в споре иных аргументов, как выбросить несогласного из окошка. Чиновник написал жалобу, и капитан-лейтенанта отправили в далекий Херсон. На Черном море Лукину дали шхуну. Адмирал Федор Ушаков, прочитав бумагу сопроводительную, оглядел ссыльного.
– Стенька Разин вам, молодой человек, не родственником каким приходится?
– Нет, но спуску я недам никому! – вскинул голову Лукин.
