…Твою мать! — подобравшись вплотную, Ахмет восхищенно разглядывает последнего оставшегося в живых врага. — Донт, ептыть, ворри. Би хеппи, да, чмо? Плежа-межа, да? Ща, родной… Нервное напряжение выбрасывает на поверхность памяти насмерть, казалось, забытые уроки английского: чахлая бегония, вся в меловой пыли, портрет Шекспира над доской, унылый голос Русика Шестопалова, безнадежно пытающегося выговорить «зэ вэжа ыз файн», и мягкие, круглые титьки англичанки, опять, сука, пришедшей без лифчика, заставляющие весь урок ерзать, пристраивая в режущих штанах ноющий кол члена — сука, ах ты сука…
В хамвике, под вой печки и рокот двигателя, качает головой в такт плееру Римас Пакачюс. В принципе, нарушение — но какой, скажите, дурак будет вышагивать вокруг джипов с винтовкой наперевес? В двадцать-то с лишним градусов? Внутри зоны, окруженной интеллектуальными минными полями, нашпигованной датчиками, регулярно просматриваемой спутниками. Да и янки не идиоты, будь здесь хоть чуть-чуть опасно, хрен бы они полезли в эту дыру. Римас насмотрелся на них — нет в мире более трусливого народа, у них мужики как бабы, а бабы… Бабы — да, это нечто. Не дай Бог пододвинешь такой банку пива за стойкой — все, море ужаса: что ты, как будто по заднице ее шлепнули, все ее права разом нарушили, только сами, только они могут подойти к парню… Наверное, не стоит так уж стараться попасть в Штаты; хоть там, говорят, платят чуть ли не так же, как в этой дыре.
Римас рефлекторно оглядел панораму заснеженного завода, мрачно обступившего громадный пустырь с двумя крохотными джипами перед воротами в сером бетонном корпусе. Что-то царапнуло по вниманию. …Что там, вроде еще вот недавно ничего не было… — Римас не спеша обернулся, пытаясь разглядеть через покрытое разводами стекло то ли тряпку, то ли еще какой мусор, не замеченный им ранее — и замер, пытаясь проморгаться: тряпка встала, обернувшись каким-то незнакомым человеком, с длинной черной бородой. Человек шел к Римасу, сотрясаясь то ли от кашля, то ли… да, от смеха. Римас попытался приоткрыть дверь, чтоб лучше рассмотреть неожиданного визитера, но очки тут же прихватило, и стало нисколько не лучше, чем через примороженное окно. …Форма наша, индиец какой-то; точнее, сикх? Вроде они бороды носят; че-то я не видел его раньше. И смеется — че смешного? Напугать хотел, что ли… — до литовца все никак не могло дойти, и так и не дошло, пока рыдающий от смеха Ахмет не саданул прикладом ему в переносицу, разбрызгивая хрупкую пластиковую оправу.
15
Сережик проснулся от странного звука — по тоннелю приближались голоса. …С кем это он? — никак не мог взять в толк парнишка, но на всякий случай положил у щели фонарь и взбежал на второй ярус, изготовившись к стрельбе. Решил выпустить, если что, рожок и дунуть наверх, в потерну. В голове у Сережика крутились самые дикие варианты, один хлеще другого, но расслышав, как у самых дверей Ахмет повелительно прикрикнул на своего собеседника, Сережик успокоился и стал с интересом наблюдать за происходящим.
В щель между взорванными дверями полетели такие же куртки, штаны и ботинки, в каких ходит Старый — и сердце Сережика дало алчный перебой — …Похоже, и я нынче прибарахлюсь… За одеждой последовало оружие — Сережик насчитал четыре точно таких же, как та, кургузая, винтовки; три одинаковых пистолета, весь в пятнах крови сверток из военной камуфлированной футболки, какой-то пластиковый сундучок, тяжко звякнувший чем-то железным — Сережик, присвистнул про себя: «Да, со Старым, похоже, не соскучишься…», а из темной щели все летели и летели всякие разности, глухо шлепаясь о кучу одежды. Наконец, поток иссяк, и из щели раздался голос Старого:
— Ну и че там дрочим, Сяр-рожа?! А ну бегом сюда!
— Здеся я! — сбежав по лестнице, доложил в темную щель Сережик.
— Спал, что ли?! Щас тут к тебе один тормоз вылезет, веди его к дальней стене и ложи мордой вниз. Хоть чуток дернется — вали на хуй, еще наловлю. Понял?
— Да, давай его! — откликнулся Сережик, по легкому изменению тона поняв, что последняя фраза предназначалась не столько ему; но тогда кому?
Кого мог прищучить в тоннеле Старый? Только хозяйку, кого еще; но ведь хозяйки-то по-нашему вряд ли понимают… Однако внутри дырки Старый втолковывал кому-то злым голосом, совсем не упрощая языка и не стараясь быть понятным:
— Ну, Раймонд Паулс, лезешь в дырку, и быстро — быстро, сука, понял? отбегаешь вперед-вправо и ложишься у стены! Малейший намек — пристрелю к ебени матери. Понял, бибис?
[70]
В ответ раздалось какое-то тихое бубнение, и снова злющий голос Старого:
— Смотри, сука. Пошел!
В щели показалось залитое кровью лицо человека — но даже сквозь размазанные потеки крови Сережика изумила чистота. Человек был невозможно, удивительно чистым! Щурясь на Сережиков фонарь, он на секунду замешкался, но Старый тут же с ноги его поторопил: человек вылетел из щели, неловко растянувшись на бетоне.
— Ты! Ползком давай! — срывающимся голосом закричал Сережик, от волнения танцуя на месте — у него на прицеле была самая настоящая хозяйка!
Хозяйка оказался сметливым и въехал, чего от него хотят. Отполз к стене и затих, сложив руки на затылке. Сережик въехал ему носком под ребра, но хозяйка тоненько завыл и начал корчиться на полу, словно пытаясь залезть под себя. …Тьфу, сука, чмо поганое, никакой твердости в нем… — плюнул про себя Сережик. — Даже пинать тебя в падлу… — и едва не укатился в угол, выронив волыну: в затылке сразу запекло от щедрой затрещины.
— Старый, ты че-е-е-е-е… — удивленно протянул Сережик, тряся звенящей головой.
— Ты баран. Знаешь, почему пленных бить не надо?
— А че, не надо? Ну и почему это — «не надо»? — набычившись, буркнул парнишка.
— Он может тебя специально разводить. Пока ты в трех-четырех шагах, тебя трудно достать. А тут ты сам подошел: нате, товарищ враг, ломайте мне кадык. Понял, дурила?
— И че, как он меня с пола достанет? Мордой вниз?
— Узнать хочешь? — уже не злобно, а насмешливо спросил Старый.
Почтя за лучшее не спорить, Сережик решил и впредь пользоваться чужим опытом. …а че? Грех рыло воротить, когда само прет. Че спорить-то, Старый по-любому знает че впаривает — вон, до зачистки Дом держал, считай что один — и говорили, что аж с Самого Начала. И сейчас вон — где все? Нету. А Старый — вот он, не успел появиться, как все у него в шоколаде, сидит вон на самой настоящей хозяйке, ветки ей крутит…
В Сережиковой душе даже затрепетала надежда — вот сейчас Ахмет всяко сделает себе Дом, и обязательно пристегнет Сережика. И все станет… ну, не совсем по-старому, но хотя бы… Почему нет-то? Че, вот так выгонит, что ли? Нет, своими не кидаются, а… Тут Сережика пронзила очень простая мысль, он даже удивился, как не подумал об этом раньше: а куда подевались старые Ахметовы семейники? Как так — он живой, а где они?
