– Картина была закончена за пять лет до его кончины, – проговорил Эспли. – Маркиз нашел портрет ужасным. Он обвинил художника в том, что тот прибавил ему лет десять, и отказался платить. Нам с Гидеоном пришлось улаживать конфликт с художником втайне от отца.
– И тем не менее маркиз решил повесить портрет в этой галерее?
– Нет, это я решил повесить портрет в холле после кончины отца. Портретное сходство безусловно. – Он чуть улыбнулся. – Кроме того, за свои деньги я хотел получить хоть что-то.
У Анны возникло ощущение, что нынешний лорд Эспли хотел тем самым уязвить старого маркиза, но она удержалась от замечаний.
Эспли, бросив еще один взгляд на портрет, обернулся к Анне.
– Что вы знаете о маркизе?
– Очень мало, – призналась Анна. – Моя матушка говорила только, что у него голубые глаза.
– Это верно, – подтвердил Эспли и указал на портрет предыдущего маркиза, у которого они остановились. – У вас глаза не только нашего отца, но и нашего дедушки.
– Правда? – Она еще раз, но уже более внимательно посмотрела на портрет джентльмена среднего возраста в напудренном парике и в розовой вельветовой куртке с искусно выполненной золотой оторочкой. На портрете под нахмуренными бровями были изображены серые, но такие же, как у нее, миндалевидные глаза.
«Что ж, – подумала Анна, внутренне усмехаясь, – загадка разрешена».
– Красивый мужчина, – заявила Анна, искренне обрадовавшись, когда Эспли рассмеялся. – А у вас чьи глаза? Они не похожи ни на глаза нашего отца, ни на глаза нашего дедушки.
Маркиз указал на портрет женщины в белом платье классического покроя, популярного лет пятнадцать назад.
– Мы с Гидеоном похожи на матушку.
Анна подошла к портрету ближе. Так вот какая она, маркиза. У леди Эспли были красивые черные волосы, такие же темные глаза и прелестная, слегка насмешливая улыбка, напомнившая Анне улыбку Моны Лизы, вот только улыбка маркизы была более дружелюбной. «Она похожа на Колдуэлл-Мэнор», – подумала Анна. Эта женщина буквально источала величие, которое должно было внушать почти благоговейный страх, но в то же время она была настолько очаровательна, что каждый увидевший этот портрет понимал, что именно она распорядилась покрасить ставни и посадить цветы.
– Она прелестна, – тихо проговорила Анна и тут же внутренне поморщилась. «Прелестна» – неподходящее слово. Прекрасна, изысканна – такие эпитеты используются для описания маркизы. Особенно в разговоре с ее сыном.
К счастью, Эспли, по-видимому, не обиделся.
– Она была очаровательной женщиной, – произнес он с глубоко затаенной печалью в голосе, не сводя глаз с портрета.
В его голосе Анна услышала любовь и глубочайшее уважение. От внезапной догадки Анна вновь почувствовала себя неловко. Каким бы доброжелательным не был лорд Эспли, какая-то его часть вполне может испытывать чувство оскорбленности, то самое, которое причиняло маркизе само существование Анны. Конечно, он не мог чувствовать себя спокойно, когда доказательство неверности его отца свободно разгуливало по дому матери.
Анна осторожно отступила от портрета маркизы. Процесс узнавания Эспли должен происходить медленно и с большой осторожностью, решила она.
– Извините лорд Эспли, но мне пора проведать миссис Кулпеппер.
– Гм? – Эспли недоуменно поднял брови, но тут же его лицо прояснилось. – О да, разумеется. Надеюсь, она идет на поправку?
– Она почти поправилась.
– Прекрасно. Прекрасно. В таком случае… – Он быстро поклонился. – Надеюсь увидеть вас обеих за ужином.
Желудок Анны неожиданно скрутило тугим узлом, но она все-таки присела в вежливом реверансе.
– Да, милорд, с нетерпением буду ждать, – произнесла она сдержанно и, выдавив улыбку, пошла в свою комнату.
Никакого нетерпения Анна не испытывала. Она, конечно же, волновалась, ведь сегодня вечером лорд Эспли, Макс Дейн и миссис Кулпеппер впервые должны были собраться вместе, и не имело значения, что эта встреча произойдет во время официального ужина.
Никогда в жизни Анна не бывала на официальных ужинах. Она, конечно, знала правила этикета и умела пользоваться столовыми приборами. Миссис Кулпеппер всегда придавала особое значение этим урокам. Но, к большому сожалению Анны, ей так и не довелось применить эти навыки. Ведь почти все ее ужины проходили в компании миссис Кулпеппер и иногда матушки.
Чтобы успокоиться, Анна глубоко вздохнула и расправила плечи. По большому счету у нее не было никаких причин для беспокойства, более того, у нее были все основания радоваться. Во-первых, она впервые будет присутствовать на официальном ужине, а во-вторых, он будет проходить не в Андовер-Хаусе. Это было замечательное, восхитительное… приключение.
Именно об этом ежеминутно напоминала она себе, когда шла в свою комнату, и потом в течение дня, и в начале вечера, когда, сидя в комнате миссис Кулпеппер, украдкой поглядывала на подъездную аллею. Именно об этом она еще раз напомнила себе, когда, надев свое лучшее платье из золотистого шелка, направилась в столовую, стараясь не отставать от своей подруги, и именно об этом она вспомнила еще раз, когда наконец увидела входящего в дом Макса, растрепанного и запорошенного дорожной пылью.
Подняв голову, Макс встретился с ней взглядом и слегка поклонился.
– Мисс Райз.
Под недремлющим оком миссис Кулпеппер Анна расправила плечи и произнесла недрогнувшим голосом:
– Лорд Дейн, я рада вашему благополучному возвращению. Позвольте представить вам мою компаньонку миссис Кулпеппер. Миссис Кулпеппер, это лорд Дейн.
Она пристально вглядывалась в лицо Макса, пытаясь отыскать хоть какой-то признак недовольства тем, что его представляют женщине, которая, как считало общество, стоит лишь на ступень выше прислуги. Но она видела лишь джентльмена, который весьма любезно здоровается с гостьей. Сказав, что рад знакомству, Макс осведомился, как мадам перенесла долгую дорогу, затем, извинившись, удалился, сославшись на необходимость перед ужином привести себя в порядок.
Наблюдая за этим коротким диалогом, Анна испытала странную смесь удовольствия и гордости. Она не думала, что Макс мог прочувствовать ситуацию, но он не мог бы придумать ничего лучшего, чтобы столь быстро заслужить искреннюю приязнь миссис Кулпеппер. Эта женщина не любила простонародной фамильярности почти так же сильно, как и неприкрытого высокомерия знати. По ее мнению, и то и другое являлось выражением крайнего неуважения, а следовательно, безусловно свидетельствовало о плохом воспитании.
Поэтому Анна совершенно не удивилась тому, что, когда за Максом едва закрылась дверь, миссис Кулпеппер задумчиво произнесла:
– У этого молодого человека явно есть потенциал.
Но это высказывание неожиданно согрело ей душу, и с чувством полного удовлетворения, подкрепленного непринужденностью общения, она сочла первые полчаса ужина прошедшими в довольно приятной атмосфере.
