Грэм поднесла росток к лицу. Он пах теплым солнцем. На мгновение она растворилась в этом удовольствии. Анна с интересом наблюдала за трансформацией. Грэм аккуратно держала небольшое растение, напряжение заметно покинуло ее лицо, и легкая улыбка преобразила ее прекрасные черты. Нежность, которую она так тщательно скрывала, проявилась на поверхности.
Внезапно выйдя из состояния задумчивости, Грэм покачала головой. Выражение ее лица снова стало непроницаемым.
– Я смогу, – сказала она со свойственной ей уверенностью и, невзирая на дороговизну своих дизайнерских брюк, решительно опустилась на колени.
– Хорошо, – ответила Анна. Некоторое время она наблюдала, за работой Грэм, удивляясь ее уверенности и ловкости. Она также обратила внимание на осторожность, с которой Грэм обращалась с новой жизнью. Грэм была полна противоречий, эмоционально отстраненной, иногда даже пугающей, но в то же время, нежной и чувствительной в неосознанных жестах. Анна не могла отвести от нее взгляда. Усилием воли, она заставила себя вернуться к работе, и время потекло в комфортной тишине.
Когда солнце почти достигло зенита, Грэм сделала небольшую паузу и закатала рукава. Она отклонилась назад, и Анна вдруг увидела ее лицо.
– Грэм, – позвала она, – повернитесь ко мне.
Грэм обернулась, ее покрасневшее лицо выражало удивление.
– Черт. Да, вы обгораете! – испуганно воскликнула Анна. Она не подумала о том, что солнце может быть ярким в это время года, но потом вспомнила, что бледность Грэм отчасти была обусловлена ее редким появлением на улице в дневное время. Она гуляла в основном по ночам, и только в последнее время, начала иногда выходить днем.
Взяв защитный крем, Анна присела рядом с Грэм.
– Вот, нанесите это на лицо и руки.
– Вы уверены, что это необходимо? – с неохотой спросила Грэм.
– Конечно, уверена! – воскликнула Анна, разозлившись на собственную беспечность. – Вы бы видели, какая красная у вас кожа! – Не успела она произнести эту фразу, как ей захотелось взять свои слова обратно. – О, господи! Простите!
Грэм открыла тюбик. – Не красная. Я знаю, как выгляжу, когда обгораю.
Анна подумала, что с таким цветом лица она выглядит еще изумительнее.
– Пока все не так уж плохо, но если вы сгорите, боюсь, Хэлен меня убьет.
– Так лучше? – спросила Грэм, нанеся лосьон на свое лицо и руки. Она повернулась к Анне, ее растрепанные волосы небрежно спадали на лоб. Солнце осветило ее лицо, создавая контраст с насыщенной чернотой ее волос и глаз. Она была великолепна, и, глядя на нее, Анна почувствовала, как у нее внутри что-то перевернулось. Она задрожала, но, не желая заострять на себе внимания, потянулась за тюбиком.
– Позвольте мне, – хрипло проговорила она.
Она намазала лосьоном подбородок и левую сторону шеи Грэм. – Вы пропустили немного, – мягко сказала она, нежно касаясь ее лица.
Грэм едва сдержалась, чтобы не отпрянуть назад. Но Анна почувствовала ее дискомфорт. Интересно, дело в незрячести Грэм или на то имелась другая причина?
– Спасибо, – серьезным тоном сказала Грэм, когда Анна убрала руку.
Чужое прикосновение испугало ее. Даже Хэлен редко к ней прикасалась. Грэм не чувствовала потребность в контакте ни с кем и ни с чем, кроме клавиш рояля. Но даже сейчас, она все еще ощущала необычный трепет от прикосновений Анны. Она попыталась контролировать выражение своего лица и не дрожать.
– Не за что, – ответила Анна.
Взгляд Грэм не выходил у нее из головы. Неужели столь невинное прикосновение могло напугать ее?
* * *
– О боже, Грэм! – воскликнула Хэлен, когда Грэм вошла в кухню. – Вы упали? Вам больно?
– Все в порядке, а что? – удивилась Грэм. Она была не просто в порядке, на самом деле она даже чувствовала некое воодушевление.
– У вас грязь на лице, а рубашка – то еще зрелище!
Грэм всегда внимательно относилась к одежде, и Хэлен не могла припомнить, чтобы она когда-либо видела ее в грязных брюках.
Грэм нахмурилась. – Я помогала Анне в огороде. Что, прямо совсем ужасно выгляжу?
Через несколько мгновений удивление Хэлен сменилось радостным смехом.
– Боюсь, вам бы ваш вид не понравился.
Грэм поставила стакан, не успев сделать даже одного глотка.
– Пойду, приму душ, – сухо сказала она и, со свойственной ей грацией и достоинством, направилась к выходу.
Хэлен смотрела ей вслед и слезы радости наворачивались на ее глазах.
* * *
Менее чем через неделю, Грэм удивил стук в дверь. Хэлен никогда не беспокоила ее, когда она была в своей комнате. Встав со стула перед открытым окном, она отозвалась:
– Да?
– Грэм, это Анна. У меня кое-что интересное для вас.
Грэм открыла дверь с вопросительным выражением на лице, но вместо объяснений Анна вручила ей пакет.
– Это вам, – сказала она, вдруг смутившись. Когда эта идея только пришла ей в голову, она казалась блестящей. А теперь, когда перед ней стояла Грэм, как всегда неприступная, она засомневалась.
С привычной вежливостью, Грэм пригласила ее войти.
– Пожалуйста, присаживайтесь.
Анна осмотрелась, пораженная богатством убранства интерьера. Все, начиная от высокой кровати с пологом на четырёх столбиках, до изысканно украшенных шкафов и антикварных гардеробов, говорило об утонченном культурологическом вкусе. В повседневной жизни, Грэм производила достаточно аскетическое впечатление, и сейчас, Анне пришлось напомнить самой себе, что Грэм выросла и до сих пор является частью высшего общества. На сегодняшний день, единственным видимым проявлением ее богатого происхождения были ее манеры и вкус в одежде.
Анна внимательно смотрела, как Грэм открывает пакет. Грэм стояла у кровати, тщательно исследуя каждый предмет, с каждой секундой выражение ее лица становилось все более озадаченным. Она ничего не говорила, пока аккуратно разбирала странный подарок. Наконец она повернулась к Анне, удивленно приподняв брови.
– И что это? – спросила она.
Анна глубоко вздохнула.
– Две пары джинсов, три синие хлопковые рубашки, шесть белых футболок, носки и пара рабочих ботинок «Тимберлайн».
– Как интересно, – заметила Грэм, стараясь говорить ровным голосом. – И зачем?
– Вы не можете возделывать огород в костюме и обуви от именитых дизайнеров. Это настоящее преступление, – заявила Анна. Она не упомянула о том, что в той обуви, которую носила Грэм, было опасно приближаться к скользким склонам утеса.
– Я никогда в жизни не носила джинсы, – единственное, что смогла сказать Грэм. Никто раньше не набирался смелости, чтобы комментировать ее одежду. На самом деле подобная попытка могла спровоцировать самый резкий ответ. А тот факт, что Анна взяла на себя смелость купить ей одежду, поразил ее до глубины души.
