Оба начали быстро писать, и постепенно Лилиан почувствовала, что на нее снизошло странное умиротворение. Каждое новое расшифрованное послание приносило очередное подтверждение ее гипотезы о французских ученых, и хотя ответ на вопрос, что и почему пошло не так и завершилось смертью ее отца и, возможно, отца Джеффри, еще не был получен, сознавать, что она оказалась права, следуя своей интуиции, было удивительно приятно.
Непонятно только, как Чарлз Клэрмонт и Эдмунд Уэнтуорт встретились и почему начали обмениваться письмами. Судя по расшифрованным сообщениям, к моменту начала переписки их план уже действовал. Очередные сообщения давали новые кусочки головоломки, из которых складывалась общая картина. Согласована цена. Решено, что Т должен привезти предмет в Англию лично. Установлена дата. Потом неожиданное препятствие: за Т следят и он не может покинуть Францию. Еще один план. Согласие дать взятку чиновникам наполеоновского правительства за безопасную передачу предмета в университет Бельгии, откуда его отправят ее отцу среди других научных бумаг. Т последует позже.
А потом…
У Лилиан перехватило дыхание, когда она прочитала следующее послание, и, не поверив своим глазам, перечитала еще раз:
«HVARRNGDFORSONTODLVRPKGASHEPASSESBRDR. -
Have arranged for son to deliver package as he passes border
(Сын доставит пакет, когда будет пересекать границу)».
Дрожащей рукой она отложила послание и, покосившись на Джеффри, убедилась, что он внимательно смотрит на нее. Вероятно, она издала какой-то звук и тем самым привлекла его внимание. Он был бледен до синевы – надо полагать, прочел аналогичные послания ее отца.
– Ты знал про взятку? – тихо спросила Лилиан и, вглядевшись в его лицо, испугалась, что его вот-вот стошнит.
Джеффри медленно покачал головой.
– Отец попросил меня доставить вазу, объяснив, что это бесценный антиквариат, который он давно обещал своему французскому другу, а отослать по обычным каналам из-за войны не представлялось возможным. Деньги, наверное, были внутри, но я об этом не знал.
Лицо Джеффри исказилось от едва сдерживаемого гнева, и Лилиан ему поверила. Ей очень хотелось обнять его, утешить; должно быть, сейчас ему очень плохо.
Когда он поднял глаза, Лилиан задрожала: в них была не просто боль – в них была смертная мука.
– Ты понимаешь, что это значит? – спросил он хрипло.
– Нет.
– Это значит, что я совершил предательство.
Глава 25
– Что за нелепость! Ты не совершал никакого предательства! – уверенно заявила Лилиан.
Как ей хотелось сейчас обнять его, прижать к груди…
Джеффри вдруг ощутил почти непреодолимое желание сделать то же самое и, опершись обеими руками о край стола, поднялся. За последние несколько часов на него свалилось слишком много, и он боялся, что не справится. Что же касается его чувств к Лилиан, они колебались, словно маятник, от добра к злу, от любви к ненависти, от надежды к сожалениям. Так что он не мог с уверенностью сказать, что чувствует в данный момент. Не мог доверять самому себе.
Надо сосредоточиться и подумать, как разобраться с последним ударом, нанесенным четырнадцать лет назад.
– Намеренно – нет. Но неужели ты думаешь, что это будет иметь значение для моих политических противников? Или для тех, кого я целый год убеждал вложить деньги в создание новых рабочих мест? – Он скрипнул зубами и сжал кулаки. Перед его мысленным взором пронеслись бывшие солдаты – голодающие, замерзающие, медленно умирающие в грязных подворотнях. Воспоминания навалились на него тяжкой ношей, которая грозила свалить его с ног. – Подумать только! Один лишь намек на скандал, и все, ради чего я трудился, будет уничтожено.
Джеффри устремил на Лилиан такой злой подозрительный взгляд, что она невольно отпрянула, и прикрыл глаза, стараясь справиться с эмоциями. В этом нет ее вины – она тогда была ребенком, – да и его еще вряд ли можно было назвать мужчиной. Но ведь это она внесла сумятицу в его жизнь, она затеяла свое расследование! Но если разобраться, разве она не сделала ему одолжение? По крайней мере теперь он знает, чем можно шантажировать его семью. Правда, у нее уж точно нет таких намерений, тем более что только они двое в курсе дел.
Когда он снова покосился на Лилиан, она показалась ему неправдоподобно, мучительно красивой, и у него защемило сердце. Пусть в этом и нет ее вины, но, видит Бог, было бы лучше никогда с ней не встречаться, не видеть ее бездонных глаз, не касаться бархатистой кожи, не целовать нежные губы, не вдыхать запах яблок и лимонов…
Но все это сделано… и не только. А значит, следует исполнить свой долг. То, что он оказался, пусть и не умышленно, причастен к смерти ее отца, еще более усугубляет ответственность. Женившись, он в какой-то мере компенсирует ей потерю.
Лилиан проговорила, не сводя с него горящих глаз:
– Но ведь никто не узнает.
Джеффри невесело усмехнулся. Если бы все было так просто. Но кто-то уже знает. Хуже того: знает он сам. Знает, какое зло ей причинил. Знает, как она использовала его. Знает, как отец использовал его, как обманул его доверие, сделал его возможным участником убийства.
– Знаю, ты мне не веришь, и не могу тебя за это винить, но я никогда не делала ничего плохого. – Она осеклась и отвела глаза, потом шагнула к столу, взяла одно из писем и добавила: – Я планирую остаться здесь, пока мы не выясним правду. Мне необходимо знать, что пошло не так и что на самом деле случилось с моим отцом. А потом… – Она инстинктивно смяла письмо в руке. – …потом я исчезну. И ты никогда обо мне ничего не услышишь. Если, конечно, этого хочешь. Можешь быть уверен: от меня ни одна живая душа не узнает об этом. Я лю…
Зажав рот ладошкой, Лилиан закашлялась.
Джеффри прищурился. Она едва не сказала опять, что любит его. Хватило совести замолчать – и то хорошо. Довольно лжи. Но с другой стороны, ей больше не надо притворяться, что она его любит, разве нет? А может быть, ложь – ее вторая натура?
Лилиан хотела было что-то добавить, но вдруг глаза ее расширились, на лице появилось выражение ужаса.
– О нет, Джеффри! Не только мы знаем. Как я могла забыть! К нам в дом кто-то забрался и разгромил библиотеку отца. Тогда все решили, что это обычный грабитель, но мне кажется, он искал письма.
– Когда это было?
– Несколько недель назад.
Проклятье! Этого еще не хватало! Или это и был шантажист, искавший древнее сокровище или дополнительные свидетельства против семейства Стратфорд? А есть ли шанс сохранить все в тайне?
– Мы можем не беспокоиться об этом, пока не расшифруем все до конца. – Джеффри потянулся к ее руке, которая все еще сжимала смятое письмо, осторожно разжал ее пальцы и взял листок, попутно обругав себя за то, что наслаждается ее близостью. – Сколько писем тебе осталось расшифровать?
