Или сначала за Берри? Чтобы сам собственноручно руку этой биляд… Хоть и не по обычаю, а какой обычай, когда яйца Аллах знает где… Да, брат, и Михаил Федорович. Слушай, кто такой Михаил Федорович? Почему он знает, по какому адресу мои яйца? Он что, Кощей Бессмертный? Или Аллах, милостивый и милосердный? Еврей?! Да, брат… Теперь я тебе верю. Евреи все знают… Прости, брат, я задумался! Посиди со мной, брат… Ну, если хочешь, полетай вокруг… Мне так спокойнее, брат… Когда ты летаешь… Хвост… Ветерок… А то жарко… Конечно, жарко… Когда пустыня вокруг…
...
…Пустыня вокруг… не то чтобы совсем пустыня, как за горами, что на западе. А пустыня, руками, копьями, стрелами и огнем, огнем, огнем сотворенная. Сгорели домы, сгорели верблюды, овцы сгорели… Ягненка не осталось, чтобы великий Адонаи простил нам грехи наши. И люди ушли. Кто сам, кого силой увели. Пеплом покрылась Самария, пеплом покрылись камни синагог, в прах рассыпались, а от хлевов остался только обгорелый кал. Ни живой души. И постепенно пески засыпали все, что было от века. И только вздернутые к небу обгорелые ветки смоковниц молят Господа, чтобы спас от ничего кого-нибудь из колена Эфраимова. Чтобы вместе с другими коленами Израилевыми встретить приход Мошиаха. Чтобы через века и тысячелетия подняться из пепла. Каждому человечку, каждой семье, каждому роду. Чтобы снова народ Израилев обрел землю обетованную, и пришли все народы ближних и дальних земель к Богу, и снял Господь с народа своего проклятие избранничества.
И смилостивился Господь. Около сотни человек бредут от своей разоренной земли к северу. А куда еще брести? Когда с востока и запада люди на быстрых конях с острыми копьями и стрелами, обгоняющими ветер. Насквозь пробивающими тело, и не надо мучиться, вытаскивая ее из трупа. Потянул и снова бросил на тетиву. И еще один труп высыхает под солнцем. А сзади – пепел, пепел и пепел. Впрочем, об этом я уже говорил. А впереди… Дорога впереди… Не первая и не последняя дорога в долгой жизни людей колена Эфраимова… Тысячу лет, две тысячи… А дальше, вперед, человеческая мысль забраться не может. А назад возвращаться… Зачем? Когда там пепел, пепел и пепел…
Шли очень долго. Потому что умирали. И вместо похорон в камне укрывали тела в песке, в глине, в рыхлой черной земле под жесткими травами. Чтобы встретили они Мошиаха в целости. Такими, какими сотворил их Господь. И все редеющее колено следило за двумя младенцами: Соломоном из семени Абрахама и Эсфирью из семени Шимона. Ибо, кроме них, детей в колене Эфраимовом больше не было. И если не они или кто-нибудь из них, то настанет предел колену Эфраимову, а без колена Эфраимова народ Израилев не обретет полноты спасения. И через тринадцать лет пути пришли на берег моря. Теплого на ощупь и соленого на вкус.
(А чего вы хотите от моря? Молока и меда? Так вам нужно в русскую сказку, а не в историю народа, в которую нырнул Джемми Хендрикс.)
...
И у моря над Соломоном совершили обряд бармицве, и провели его с Эсфирью под хупой, ибо уже прошли у нее первые месячные и она была готова. И глаза ее говорили об этом, и губы ее дрожали об этом, и соски ее накалялись для этого. А о Соломоне и говорить нечего. В метафоре, придуманной кем-то еще две тысячи лет вперед, о состоянии Соломона было сказано: «От корня его исходил дым».
И познал Соломон Эсфирь.
И через девять месяцев, как и положено, Соломон родил Исаака. А потом – Лию. А потом – Рувима.
А когда шли они дальше на север по берегу теплого на ощупь и соленого на вкус моря, то прибивались к ним люди неведомых племен. И над ними совершали обряд гиюр. И становились они людьми из колена Эфраимова народа Израилева. И родил Соломон от женщин и дев пришедших мальчиков и девочек. И множилось колено Эфраимово. И когда они пришли в горы, покрытые лесами, в долины с высокой нежной травой, с неистовыми реками, вода которых не имела вкуса, но наполняла свежестью тела и смывала пот, и с мягкой рыбой, отдаленно напоминавшей хранившийся в глубинах мозга вкус тивериадской рыбы, со стадами диких коз и баранов, что не хватало чисел, чтобы их пересчитать, и памяти, чтобы эти числа запомнить, они решили остановиться. Чтобы жить тут, блюсти Закон и Пророки, и встретить Мошиаха. Потом с юга пришли другие люди. Они тоже были обрезаны, но Закон блюли как-то по-другому. Но блюли. И их приняли. И перемешались вновь пришедшие с народом Израилевым колена Эфраимова. И так жили тысячу триста лет.
– О чем мы говорили, брат?.. Опустись, пожалуйста, а то голова болит. А хвостом маши. Дай я положу руку на твою голову… Боль уйдет… Ушла… Так, пойдем, брат, сначала за Берри. Ты меня прости, брат, что я тебе лапу хотел… Очень яйца жалко… Здравствуй, тетя Чиконне, давно не виделись… С родов Берри, это еще при Дудаеве… Беррику пятнадцать… Мама, слава Аллаху, не болеет. Только астма, артрит в спине… или артрит в ногах?.. Точно, артрит в ногах, а что ж в спине?.. А в спине у нее остеохо… А вот что «хо», не помню… Ну, голова – более-менее, туда-сюда… из стороны в сторону. А так мама здоровый. Не то что папа… Как что? Немножко умер… Помоги ему, Аллах… Как умер? Так и умер. Папа идет, овцы идут, в смысле папа с овцами. А вертолет летит. И папу видит. И овец видит. И вертолет голодный. Ну, не совсем вертолет. Он – сытый. Керосин не успели туда-сюда. А собачьи консервы прапорщик Ковердейл с капитаном Тимберлейком по пути нашим ребятам с гор продали, а то их собаки был голодный. Прямо как русские солдатики в вертолетике. Ну, голодные солдатики по овцам очередь из крупнокалиберного. Они, может, в папу и не метили. Они, может, папу с овцой перепутали. Им сверху видно не все. Ну, овец они съели. А папу дяде Джастину Бешеному продали. Чтобы похоронить. Не очень дорого. Сколько у нас было, столько и взяли. Они ж тоже люди. Вот я сейчас к нему и иду. Да не к папе. А к дяде Джастину Бешеному. Он у Денни Айеловича лежит лечится. Мне его «Ленд-Крузер» нужен… В горы надо… Вот так, тетя Чиконне… Храни вас Аллах…
Пошли, брат… Слушай, брат, а ты разве тетю Чиконне не знал? Ну, сидел, молчал, не поздоровался? Я тоже не знал… А ведь поздоровался… Вежливым надо быть, брат. Старый человек! Как кто? Тетя Чиконне! Как «какой тетя»? Откуда я знаю, брат? Вижу, идет старый человек, я поздоровался… Может, и не Чиконне… Да какая разница?! Я остановился. Поговорил. Ей приятно. Она придет. Расскажет. Откуда я знаю, куда она придет. Туда, куда шла. А те другим расскажут. Джемми Хендрикс с другом к дяде Джастину Бешеному идет, который у вдовы Денни Айеловича курс лечения проходит. За «Ленд-Крузером». А вот и он сам едет… Не совсем сам… Вдова Денни Айеловича в нем. Самостоятельная женщина. В Замудонск-Ставропольском училась три года. Кандидат наук. Денни Айелович за нее дом в Замудонск-Ачхоне отдал. Здравствуй, сестра… Какие губы, сестра, какой язык! Как у доктора наук! Вах! Ты уже доктор?! Молодец, сестра! Познакомься, сестра, друг мой… Зовут… Друг, в общем… Не смотри на него так, сестра… Не надо… Ты – замужняя женщина… А он – собака… Неважно, что три ноги… А если бы у него было пять ног, он что, львом бы стал? Хороший шутка получился… Вдова… И что, ты теперь каждой трехногой собаке будешь глазки строить?.. Ну ладно, это дело Денни Айеловича. Ах да… Тогда пусть дядя Джастин Бешеный думает. Хотя если он Денни Айеловича не уберег, то за такой сучкой никак не уследит… Не надо мне глазки строить, сестра… Ты машинку мне привезла? А откуда узнала, что мне машинка нужна? Не узнала? Наследство мое? Бедный дядя Денни Айелович… Мне как раз в горы надо. Один маленький русский биляд найти.
