Кристи смотрела на него и не чувствовала, как моя нога прижалась к ее и ощутила спокойное, мирное, ни на что не претендующее тепло. Но что-то было между нами, что-то лишнее, что-то мешало. Я отодвинул ногу, влез в карман и вытащил записную книжку. Она была раскрыта…
Облокотившись на учительский стол, стоял Фаллос Джей Моррисон в гимназической форме, с довольным лицом. Хотя бы чего ему быть довольным, если в кондуите ему только что проставила неуд учительница истории Элла Джейн Фитцгеральд из женской гимназии, замещавшая заболевшего Бинга Джеральда Кросби. А неуд был получен за излишнюю заостренность на половых причинах Троянской войны. Которую Джей протянул к дальнейшим военным событиям существования земного шара и населяющих его народов. Он не забыл упомянуть чрезвычайную половую распущенность Клеопатры; не меньшую распущенность королевы Марго, приведшую к религиозным войнам; влюбчивость Екатерины Великой, побуждавшей ее к завоеваниям земель для оплаты услуг многочисленных фаворитов; о похотливости императрицы Сунь Вынь, из-за которой рухнула династия Минь. Ну и похищение сабинянок тоже не осталось без внимания Фаллоса Джея Моррисона, будущего выпускника юридического факультета Парижского университета, а в более отдаленном будущем – помощника присяжного поверенного.
А теперь я обращу ваше внимание на причины столь экстраординарного поведения моего деда, точнее говоря, с чем оно было связано. Вопрос, заданный ему на уроке истории, был об изобретении паровоза Черепановыми и не имел никакого отношения к вышеупомянутым войнам. И уж каким способом дед перешел к причинно-следственной связи беспринципных соитий, было непостижимым, как ход любой адвокатской мысли. Теперь вы можете задать резонный вопрос: для чего он совершил столь хитрый ход? Ну-ну, спросите… Спросили? Так вот. Когда Фаллос вышел к доске, в класс сунулась голова девочки, которая спросила:
– Мама, я тебя подожду?
Мама, а это была Элла Джейн Фитцгеральд, кивнула. Девочка под заинтересованными взглядами гимназистов прошла и села за свободную парту. Она была очаровательна. Она сошла одновременно с трех открыток: рождественской тысяча восемьсот девяносто шестого года с котенком, немецкой тысяча девятьсот сорок второго года, где устремляла пылкий взгляд на летчика Люфтваффе на фоне «Мессершмита», и советской тысяча девятьсот сорок четвертого, где устремляла пылкий взгляд на старшего лейтенанта ВВС на фоне «Илюшина». И мой дед выкобенивался именно перед ней, раскидывая мысли, почерпнутые из только что появившегося труда австрийского еврея Зигмунда Фрейда, из коего мой юный дед сделал вывод, что все – из-за баб. Что и попытался донести до дочери учительницы истории, которая сидела за его партой и которую звали… Кристи.
Вот так вот получила развитие история, начавшаяся на одной из страниц моей записной книжки и продолжившаяся на другой. С разницей в шестьдесят лет. Но на страничке, пометим ее пятьдесят пятым годом, рядом с Кристи сидел я, а на страничке, пометим ее девяносто пятым годом девятнадцатого столетия, сидел мой Фаллос – Джей Моррисон. А фамилия Кристи, как несложно догадаться, была Фитцгеральд.
И нога Фаллоса прижалась как бы невзначай к ноге Кристи Фитцгеральд, бабушке Кристи из пятьдесят пятого года.
И как-то так получилось, что Фаллос Джей Моррисон-дед договорился с Кристи встретиться на катке сада «Эрмитаж» г-на Лентовского, что существовал в те времена в квадрате, ограниченном Петровкой, Неглинкой, Крапивенским переулком и Петровским бульваром. Играл духовой оркестр Сухаревской пожарной части (в пятидесятые – шестидесятые годы будущего столетия такие оркестры в некоторых музыкальных и околомузыкальных кругах носили название «паровой лабы»). Возили чай, кофий и эскимо. Фаллос с Кристи, держа руки крест-накрест, чертили елочку по льду катка. Пили кофий, облизывали эскимо. Периодически мимо них проносился на новомодных коньках «английский спорт» какой-то смутно-знакомый пожилой господин. Перед скамейкой, на которой сидели Фаллос и Кристи, он резко тормозил. Из-под коньков в лица наших героев летел снег. Они зажмуривались, а когда открывали глаза, господин резал лед уже на противоположной стороне. Крылатка на нем развевалась, как бурка за спиной Чапаева из одноименного фильма. Цилиндр он зачем-то держал на отлете, как будто кого-то приветствовал. И вообще был жутко наглый. Почему – наглый? А кто ж его знает? Вот чувствовалась в нем какая-то наглость. Фаллос начал закипать. Когда Чапаев подъехал к ним в очередной раз и развернулся для торможения, Фаллос встал и подставил ему ногу. Пожилой господин упал перед ними навзничь, несколько раз провернулся на льду и остался лежать на спине.
– О боже! – воскликнули Фаллос и Кристи.
Со льда на них смотрел Нос майора Дилона.
Нос на поверку оказался довольно-таки дряхлым господином. И то, откуда ему быть свежим, если со времени его рождения в повести великого русского сюрреалиста Берроуза минуло пятьдесят лет с гаком? Когда мой Фаллос с Кристи-старшей, будем так ее называть, чтобы не путать с Кристи пятидесятых годов будущего столетия, подняли старика и усадили на скамейку, Нос очнулся, окинул окружающую среду белесым глазом и остановил взгляд на Кристи-старшей. Потом достал из бокового кармана крылатки какую-то склянку, взболтнул, вытащил мизинцем непонятную козявку, положил ее на кончик высунутого лилового языка, ящеричным способом отправил себе в глотку. И просветлел. И на лице его проявилась наглость, знакомая каждому читателю произведений г-на Берроуза.
– Значит, так, сударь мой, вы не изволили замечать намеков во время моего весьма выразительного катания и продолжали резать елочку, кстати, весьма на елочку непохожую, на скейт-руме с очаровательной девицей Кристи, не удосужившись осведомиться, не связана ли мадемуазель Кристи какими-либо обязательствами по отношению к третьему лицу, которое весьма могущественно и которое получило от родителей мадемуазель некие обещания. Не будучи выполненными, они навлекут на родителя мадемуазель Кристи, господина Уха Фитцгеральда, множество неприятностей по службе в Департаменте отолярингологии. В частности, невозможность занять должность столоначальника подотдела среднего уха. А матушка ея, знакомая вам по сегодняшнему уроку, будет от гимназии уволена и переведена в церковно-приходское училище при храме преподобного Схарии в старых-престарых Хорошево-Мневниках.
Затем Нос выудил из склянки вторую козявку, посмаковал ее глазом, покидал на языке и только потом швырнул внутрь себя, где она с грохотом ударилась о нижнюю стенку желудка.
– Так как, юный сударь, вы поняли, что я вам сказал насчет мадемуазель Кристи?
– Нет, – ответил юный сударь Фаллос, – ни слова.
– Повторяю, – терпеливо начал Нос, – весьма…
– Не надо, – прервал его Фаллос. – Прошу ближе к финалу, не останавливаясь на преамбуле.
– Как пожелаете, – язвительно улыбнувшись, произнес Нос, поглотив очередную козявку и чрезвычайно приободрившись после этой процедуры. – Мадемуазель Кристи Фитцгеральд обручена со статским советником Глазом Уэйтсом из Министерства криминальных связей.
– Ну и что? – спросил Фаллос, в мечтах своих не только обручившийся с Кристи-старшей, но и успевший жениться, зачать и наплодить маленьких Фаллосов (в надежде на рост) и Кристи, унаследующих красоту матери, и вдруг такой афронт.
