Скандал был затеян из-за куста сирени, на который по недосмотру наехал экскаватор. Почуявший неладное прораб потребовал выдернуть раздавленное растение и сделать вид, что его никогда не было, однако завозившиеся рабочие не успели, и прибывший с традиционным утренним обходом Кумарский зорким взором подметил свершившееся преступление.
Вот и разразилась буря.
– Признаться, Сулейман Израилович, я не ожидала от вас такой… – подбирая подходящее определение, Эльвира потёрла тонкие пальчики, и все мужчины, как загипнотизированные, уставились на жест белокурой красавицы, – такой экспрессии.
Она обворожительно улыбнулась.
На грязной, развороченной земляными работами площадке элегантная Эльвира смотрелась даже не инородно – а как сказочная фея, по ошибке залетевшая в обитель орков. Лакированные туфельки на длинной шпильке, тонкие чулки телесного цвета, короткое платье, подол которого едва выступал из-под ещё более короткой меховой куртки, идеальный макияж… Появление девушки едва не остановило работу на объекте, и лишь понимание того, что в присутствии высоких гостей Василий Данилович способен наложить на бездельников крупные штрафы, заставляло строителей изображать выполнение обязанностей. Хотя мечтали они об одном: столпиться вокруг красавицы и пялиться на неё до тех пор, пока она не уедет.
– Эльвира Джамаледдиновна, дорогая, на работе я экспрессивен, как лев, – не стал скрывать Небалуев. – Потому что всегда болею за неё всей душой.
Чикильдеев вновь переглянулся с Пихоцким, однако оспаривать это заявление не стали. Потому что модный архитектор не давал для этого повода.
– И если я сказал – «насиловать», то…
– За языком следите, Сулейман Израилович, – недовольно произнёс прораб. – Пошутили – и будет.
Эльвира хихикнула. Василий Данилович порозовел. Анисим крякнул. Пихоцкий же сделался более уныл.
– Ну, если без шуток, то вы отстаёте от графика. – Кумарский резко сменил тон на деловой, и присутствующие подобрались. – При нынешних темпах в самом лучшем случае мы закончим земляные работы к концу ноября.
– Мы стараемся, – хмуро ответил прораб.
– Нужно стараться лучше.
– Мы… – Василий Данилович оглядел все начальство, прочитал на лицах знаки вопроса, вздохнул и продолжил: – С людьми стало трудно. Многие боятся здесь ночевать, разъезжаются по домам, на что уходит время. А некоторые и вовсе берут расчёт.
– В чём дело? – жёстко спросил Чикильдеев.
– Сначала были волки, – негромко произнёс прораб. – Несколько смертей по району…
– Я знаю о них, – не очень вежливо прервал подчинённого Анисим. – Но о волках давно не слышно.
Эльвира кивнула, подтверждая слова Чикильдеева.
– За неделю примерно ребята успокоились, – подтвердил Василий Данилович. – Но теперь новая напасть: жалуются, что за ними следят.
– Что?
– Кто?
– Зачем?
– Не знаю. – Прораб развёл руками. – Но скажу так: у меня подобное ощущение тоже присутствует. Идёшь или делаешь что-то… И вдруг – резко! – появляется чувство, что за спиной кто-то стоит. Оборачиваешься – никого.
– Э-э…
Прозвучало заявление фантастично, однако Василий Данилович не давал повода сомневаться в себе, и потому высокое руководство замерло в недоумении.
– Э-э…
– На объекте введён жёсткий «сухой закон», – доложил Пихоцкий, поняв, о чём собирается спросить шеф. – Начальник охраны относится к его соблюдению предельно серьёзно, я лично устраиваю внезапные проверки, в том числе – по ночам, – и гарантирую, что рабочие не пьют.
– Хм…
Анисим посмотрел на Эльвиру. Та улыбнулась, открыла было рот, чтобы озвучить какое-то предположение, но не успела: вдалеке резко, словно раненый, взревел двигатель экскаватора, раздались крики, возможно – боли, кто-то громко выругался, а подбежавший работяга завопил:
– Скорее сюда! Скорее! Там!
– Что?!
– Там!
* * *
– Где?
Молчание.
– Где, я тебя спрашиваю?
– Молчание.
– Где результаты?
Тишина.
– Ройкин?
– Да, Иван Севастьянович? – печально прогундосил опустивший глаза опер.
– Тебе стыдно?
– Очень, Иван Севастьянович.
А что он ещё мог сказать?
Аудиенция у начальника озёрской полиции – это вам не лобио кушать, это процесс длительный и не самый приятный. Это значит, нужно готовиться к суровому и беспощадному, как сама жизнь, разговору, результат которого известен заранее: ты будешь назначен за всё происходящее ответственным дураком и козлом отпущения и вообще – назначен, потому что позвали, и настала твоя очередь, в общем. Потому что начальство не любит отсутствия результатов, а именно этот «подарочек» Дима «отцу родному» и приготовил. И не просто, как выяснилось, приготовил, а подал на красиво украшенном блюде в присутствии вышестоящих должностных лиц. Но об этом несчастный старлей пока не знал.
Полковник тигром обошёл замершего посреди комнаты опера, фыркнул в усы, опять же – как тигр, – уселся в кресло и, чуть сбавив обороты, осведомился:
– Ройкин, ты понимаешь, что у нас впервые за три года случилось убийство?
– Никак нет, Иван Севастьянович.
– Такой тупой, что не понимаешь?
– Не убийство, Иван Севастьянович.
– Опять будешь рассказывать, что эксперты признали произошедшее несчастным случаем?
– Так точно.
– Давай без формализма.
– Слушаюсь.
– Ройкин?
– Извините, Иван Севастьянович.
Полковник поморщился, изучая одухотворённую исполнительностью физиономию опера, вздохнул и поведал главную причину своего неудовольствия:
– Эксперты, эти черти очкастые, сообщили, что Коряга… Тьфу… Корягин, в общем… – Необходимость назвать всем известного бродягу по фамилии сбила начальника полиции с толку. – В общем, эксперты сообщили, что Корягин не смог бы так насес… усес… Тьфу! – Полковник поднёс к глазам лист бумаги, нашёл в отчёте нужное место, но зачитывать его не стал, а просто уточнил: – В общем, не смог бы Коряга оказаться в той позе, в которой мы его нашли. Если бы он, как сказано в первоначальном отчёте, оступился и упал на острия прутьев, то, во‑первых, сел бы лишь на один кол, а не три; а во‑вторых, не получил бы сквозного ранения, а их у него два. Другими словами…
– С ним был кто-то, и этот кто-то помог Коряге насадить… наткнуться…
Ройкин тоже не знал, какое слово следует использовать в данном случае. И почти сразу пожалел, что перебил полковника.
