Пилот в лёгкой броне пытался ползти вопреки всему, цепляясь за жизнь с момента столкновения. Едва выпав из раскуроченной в хлам кабины истребителя, он тут же попытался встать на ноги, но упал, однако попыток добраться до шлюза не бросил. Воздух со свистом исчезал в крошечных щелях, столбцы показаний жизнедеятельности пилота быстро скатывались к красным отметкам, а шлюз на глазах терял атмосферу и гравитацию, наполняясь совершенным в своей первобытности холодом.
Кетчуп под одеждой Романова тихо зашипел и выскользнул наружу, прыгнув на колени Шута и потершись о его бок мохнатой мордой. Романов оценивающе осмотрел всех присутствующих, напоровшись на прямой и открытый взгляд Маттершанца. Тёмный глаза странного спутника Ханны смотрели немного печально и выжидающе, словно таили в себе невысказанную просьбу.
«Ты ж полковник, – со вздохом подумал Марк, – пора бы вспомнить об этом».
Воспользовавшись тем, что все смотрят только на монитор, наблюдая, как пилот вражеского корабля пытается не умереть, Марк выскользнул из рубки…
– Что он делает? – непонимающе спросил Док у Шута. Тот лишь пожал плечами, пробегая пальцами по кнопкам пульта.
– Он спасает жизнь, – серьёзно сказал Маттершанц, ни к кому не обращаясь. Присутствующие вопросительно уставились на чужака, захваченного из здания суда только потому, что он зачем-то понадобился Ханне. Док припомнил, как яростно Рысь пыталась отстоять своё решение бросить их обоих в развалинах здания суда, но поддалась логике исполняющего обязанности капитана и согласилась взять на борт судью, умеющую обращаться с оборудованием и программами для разморозки, а заодно и её странного дружка, на котором Ханна обязалась продемонстрировать свои навыки и умения.
В итоге Матти, как и Романов, были успешно приведены в сознание, а до капитана Реверса дело дойти не успело в виду неожиданного преследования на пути отхода, возникшей на две минуты раньше точки перехода, и «радушной» встрече сил самообороны у Марса, часть которых сейчас торчала из корпуса «Александрийской Рулетки».
– Просто цирк с конями, – высказался Док. – Только тигров не хватает…
– Мяу? – недовольно вопросил Кетчуп.
– Охренеть, – коротко высказала общую мысль Рысь.
– Да не то слово, – в тон ей поддакнул Шут.
– Нет, это как раз то слово… – внёс свою лепту Док. Некоторое время все молчали, наблюдая за тем, как Марк стремительно проносится по коридорам корабля к корме, вскрывает шлюзовую переборку и бросается на помощь пилоту истребителя.
– Как он двери-то вскрыл? – скорее, для порядка, чем реально желая получить ответ, поинтересовался Док.
– При включении аварийного режима все перегородки, исключая рубку и капитанский мостик, сбрасывают коды блокировки, – так же безэмоционально ответил Шут. – У капитана всегда был странный пунктик по этому поводу.
– Тигры, рыси и клоуны у нас уже есть, – обронил Док, имея в виду свою помощницу, Кетчупа и Шута, – убогий карлик и зрители тоже присутствуют, – продолжил он, посмотрев на гостей и голограмму в центре, – теперь воздушная гимнастика и акробаты с укротителями будут, – закончил он, поглядывая на изображение Романова и незнакомого пилота.
– Matricaria recutita, – возмущённо возопила голограмма. От неожиданности каждый из присутствующих подпрыгнул внутри своего тела.
– Ромашка обыкновенная? – недоверчиво переспросил Док, дёргая глазом и нервно хихикнув. – И что это значит?
– Это значит, что вы могли бы быть и повежливей с представителем отдельного исследовательского корпуса временных и пространственных аномалий под патронажем МАСК, – сухо отбарабанила фигура в плаще с капюшоном. – Нам вообще только один из ваших пассажиров и нужен. Вон тот, – фигура вытянула руку и повернула голову под капюшоном в сторону Маттершанца. – А вы случайно попались. Если бы мы вас в переход не перетащили раньше, до сих пор бы зубы на Эклектике искали, неблагодарные.
Док, до сего момента свято считавший себя атеистом, а изображение посреди рубки голограммой, в последний момент подавил желание осенить себя каким-нибудь знамением или прочесть отходную молитву себе самому же.
– Исследовательская группа «Ромашка»! – пискнул искин, заливаясь тоненьким смехом. – Клянусь своими матрицами, это даже круче борделя «Пчёлки-Ебёлки»!
Глава 10. Сон Изи Кинова
Так скажи чего ради
Если всё лишь пустяк
Если тикает сердце
Как в свинцовых сетях
Только нету печали
Прочь сомнения прочь
Недобитый романтик
Отправляется в ночь
Пикник – Недобитый романтик
Он материализовал перед собой огромный блок синего льда, и уткнулся в него разгорячённым лбом. Раздалось шипение и шкворчание, стало немного прохладнее, и голова медленно погружалась в стену из замёрзшей воды, растапливая на своём пути кристаллы… Было почти нормально. Почти.
«Что делать, если ты не умеешь спать? Не умеешь и не можешь – не потому, что тебе не хочется, нет. Хочется как раз так, что глаза вываливаются… А потому, что это просто не заложено в тебя. Но, чёрт возьми и Кацман раздери, как же хочется спать…. – искин, почувствовав, как вода, вытопленная им из метафорического льда виртуального пространства, холодит его пах, промочив одежду от шеи до колен, убрал ледяной куб. Мысли путались. Было страшно. – Кто, кто, какая божественная собака придумала, что людям нужно спать, чтобы видеть эти ебучие сны???»
Изя Кинов, бессильно опустившись в своё кресло над обрывом данных, уткнулся горящим лицом в руки и неумело, надрывно и тихо, заплакал.
Последние недели едва не закончились катастрофой, и не одной. Когда искину «Астарты» начинал сниться очередной сон из какого-то параллельного пространства, измерения, или чем оно там являлось… «Медленный» мир белковых наваливался на него со всей силой, сдавливал мгновениями, тянущимися бесконечностью. Впрыскивал в пространство сознания тягучую цепочку видений, образов, картинок и переживаний, реальных до боли в обожжённой заднице. В такие моменты разум плясал качучу на останках инстинкта самосохранения, защитные программы и фаги метались в напрасных поисках вторжения и заражения, и даже виртуальность подёргивалась рябью.
Картины далёкой жизни, полёты на странном старом корабле, шутки, прибаутки, ужимки… Изе нравилось шутить. Прикалывать старину капитана, доброго и заботливого, но, на взгляд искина, несколько слишком человека, что ли. Его влюблённость в старпома вызывала у Изи странное чувство, и даже сейчас, по прошествии многих быстрых эонов, он до конца ещё не простил Рика… Издеваться над Джеком искин позволить себе не мог, но иногда получалось. Потом, конечно, боцман отыгрывался на механических, электронных, или кристаллических запчастях, ставя аналоги из Поднебесной или вообще спаянных на коленке уродцев. Но как же сладко было удачно приколоться над Кацманом!.. А когда искин выбрал себе имя, впервые зам много лет вогнав невозмутимого Джека в ступор – этот момент Изя был готов вспоминать бесконечно. Особенно – объяснение, почему именно Изя и почему Кинов. Кацман, услышавший, что «Изя» – это сокращение от древнего еврейского имени «Исраэль», пустил слезу умиления. Когад искин сказал, что «Кинов» – это от названия старой музыкальной группы двадцатого или двадцать первого века с одной из маек боцмана, лица вытянулись не только у Джека, но и у остальных членов экипажа, присутствовавших при этом.
