Ханна едва слышно заплакала, особенно остро и явственно ощутив, насколько она слаба. Как бы то ни было, но вся её ледяная стойкость, гранитная уверенность и презрительное спокойствие рухнуло в один час, когда судья в порыве чувств, поддавшись эмоциям, схватила за руку полковника Марка Романова.
Шойц замерла, словно после импульса стазисного орудия, а за дверью в комнату послышался недовольный мявк.
– Мя-я-яу! – настойчиво надрывался Кетчуп за порогом, продолжая скрестись в комнату Ханны. Шойц зябко передёрнула плечами. Ей внезапно стало холодно и неуютно, а скребущийся в двери кот показался тем самым спасением от одиночества и озноба, которое и было нужно.
Она встала с кровати, сбросила с плеч тёплый плед, и быстро отворила двери. Огромный котяра вальяжно прошёл внутрь, укоризненно мяукнув в сторону Ханны, запрыгнул на кровать женщины и принялся деловито вылизываться. Шойц несмело присела на краешек своей же койки и протянула руку к загривку кота. Кетчуп покосился на Ханну жёлтым глазом, но делал вид, будто его вовсе не интересует, что там придумала эта глупая женщина, которой даже не хватило ума оставить для него дверь открытой.
Ханна придвинулась поближе и прижала Кетчупа к себе, усадив его на колени. Мохнатое тело кота утробно рыкнуло, показывая, кто здесь ещё хозяин положения, но упираться не стало, устроившись на тёплых ногах Ханны.
– Котик, – ласково почесала Ханна Кетчупа за ушком, – какой ты мягкий и тёплый, – шёпотом произнесла она, поглаживая кота по спине до самого хвоста. В голосе бывшей судьи прорезались несвойственные ей нотки мягкости, ласки и тепла. Она не заметила, как стала потихоньку баюкать в руках огромного кота, прижимая его к груди, и нашёптывая ласковые нежности. Кетчуп заурчал так громко и сильно, что в первый момент судья едва не выпустила его из рук. Осознав, что коту просто нравится ласка, Ханна продолжила его поглаживать и баюкать, изливая животному всё свои невесёлые мысли. Картины прошлых заданий стёрлись с появлением в комнате мягкого и урчащего кота, который тут же настроил Ханну на благожелательный, пусть и немного грустный, лад.
– Видишь, как бывает, котик, – грустно произнесла Ханна, поглаживая Кетчупа по голове, – стоит человека выдернуть из привычного состояния, погрузить в обстановку неизвестности, как в голову начинают лезть дурацкие мысли. И в последние дни эти мысли только об одном человеке. Да как он вообще сумел занять в моей голове такое место? – сдвинула брови Ханна. – Почему я раз за разом ловлю себя на том, что смотрю на него? Что в нём такого? Ну, высокий, да. Хорошо сложённый, факт. Но не атлет, не десантник какой, просто военная выправка привлекает… – Ханна не заметила, как свернулась клубочком вокруг Кетчупа, развалившегося на её кровати и продолжающего урчать. – Что в нём такого, в этом странном человеке? Глаза? Улыбка? Голос? Взгляд? Руки? Да мало ли я, что ли, мужиков видела, в самом-то деле! – раздражённо прикусила нижнюю губу женщина. – Может, первой по этому делу и не была, но уж точно не в институте благородных секретарш воспитывалась. Но что-то же в Марке меня привлекает… – она уткнулась носом в тёплую кошачью шерсть, почёсывая живот Кетчупа, пока тот благосклонно зажмурился и не мешал себя ласкать. – И как это, должно быть, глупо выглядит со стороны! Ужас просто… я даже не представляю, что надо делать. Подойти и просто сказать о том, что он мне нравится? Как-то это… странно, что ли. Сказать, что он мне нужен, что в его присутствие мне становится по-настоящему спокойно? И что после этого? Вряд ли он вообще поймёт, о чём я говорю. Пожмёт плечами, спишет всё на то, что в прошлом был полковником и привык успокаивать подчинённых. Кетчуп, мягкий ты засранец, – Ханна чуть сильнее прижалась к коту, утробно урчащему от её прикосновений, – мне кажется, что даже от тебя пахнет этим чёртовым Романовым. Я начинаю находить знаки внимания там, где их нет. Начинаю думать о человеке, о котором не знаю ровным счётом ничего. Я ловлю себя на мысли о том, что мне хотелось бы большего именно от этого мужчины, а не от всех остальных вокруг. И я не знаю… кетчуп, я не знаю, что мне делать.
Кот лениво поскрёб коготками руку Ханны, словно подбадривая её продолжать, и неожиданно лизнул шершавым языком ладонь женщины, тут же сгладив фривольный кошачий жест лёгким укусом за палец.
– Хитрюга ты игривая, – улыбнулась Ханна, почёсывая кота под подбородком. – Хорошо тебе. Взял и пошёл куда угодно. Просто так и без затей заявил своё желание лечь в мою постель. А у людей всё так сложно. Я чувствую, что мне нечего дать этому человеку. А у него совершенно другая задача, нежели разгадывать тут мои шарады с чувствами. Учитывая, что я и сама ещё не могу ничего разгадать… – женщина тяжело вздохнула. – Единственное, что я знаю точно, вот прямо здесь и сейчас, Кетчуп, я бы хотела видеть не тебя, а Марка. Именно в моей постели, прижимающего меня к своему телу, дарящего мне тепло и защиту от всего остального мира. Мне кажется, что этот человек может уничтожить вселенную так же легко, как и спасти её. Да и он первый, кто сумел растопить во мне толстый слой многолетнего льда…
Кот недовольно заворочался, почувствовав, что мысли женщины направлены в сторону другого конкурента за внимание и ласку. Несильно царапнув Ханну по плечу, Кетчуп ткнулся мохнатой мордой в щёку женщины и потёрся об неё.
– Да у нас ничего бы и не получилось, – мрачно закончила свои мысли Ханна. – Если уж он настолько хорош, – она жёстко усмехнулась, – то ему точно не надо подбирать слова и теряться в себе. У таких сильных людей нет проблем с выражением эмоций и желаний. И добиться внимания от женщины для полковника Романова было бы пустяковым делом на две минуты. А если он не делает, значит, я ему не нравлюсь, как женщина. Ну а если не нравлюсь, то ловить тут определённо нечего – такие люди не поддаются на женские уловки. Да я и не умею улавливать… тоже мне, отморозок судейский. Ни кожи, ни рожи, а туда же, к настоящим полковникам. Сиди лучше молча, за умную сойдёшь, Ханна, – сказала она сама себе, – и не мечтай даже. Не так уж ты и хороша, тем более, не идеальна. А Марку нужен идеал, иначе вся жизнь не всерьёз. Остальных-то он и так легко получит. Так что, мне с моей угловатой внешностью, скептицизмом и ледяной коркой можно даже не пытаться.
Женщина не заметила, как начала плакать. Сначала тихо, пряча слёзы в подушку или в шерстинки кота, а потом всё громче и искреннее, будто освобождаясь от скопления многолетних пластов невысказанных слов и нерастраченных эмоций.
Кетчуп поднялся на лапы, помялся рядом с рыдающей в подушку Ханной и принялся несмело вылизывать ей щёки, собирая шершавым языком солёные дорожки.
«Ну почему, почему я? – думала Ханна, стараясь хоть немного успокоиться. – Что я могу ему сказать? Как я должна ему сказать, что мне нужен именно он?»
Горькие мысли постепенно истекали солью по щекам, продолжая мочить шерсть Кетчупа. Ханна медленно, но верно успокаивалась, чувствуя рядом тёплый кошачий нос и биение толстого хвоста по подушке. Кот волновался, но сделать ничего не мог. Ханна всхлипнула в последний раз, по-детски отвернулась от кота и утёрла нос тыльной стороной ладони, чувствуя внутри себя настоящее опустошение.
