Петрищев спрятался, но дверь до конца не закрыл, продолжая наблюдение. С грохотом, подняв жуткую пыль, часть стены отпала, и в коридоре появились три фигуры, припорошенные кирпичной крошкой и бетонной мукой. Одна фигура чихнула и выругалась. Петрищев в туалете покраснел. Он очень не любил ругательных слов и никогда их сам не употреблял.
– Я же говорил, блин в корень, надо левее! – закричал один из стенопроходцев.
– Да, братаны, мы метров пять дали маху, – почесывая темя под грязной маской, ответил второй.
– Все гад Петруха. Его расчеты. И зачем мы ему поверили? Всегда, дубина, имел двойку по геометрии, – добавил первый. Третий стенолаз сносил упреки подельников молча и только виновато сопел.
– Ну и как теперь попадем в хранилище? – поинтересовался второй. Наступила долгая пауза.
– Надо взрывать, – наконец подал голос третий.
– Всю охрану, блин в корень, поднимем, – возразил первый.
– На воздух, – хихикнул второй.
– Нашел, болван, время шутить, – оборвал его первый и заметил дверь в туалет. – А там что?
– Клозет. Банкиры пользуют, – ответил третий.
– Может, через стену сортира проще? – спросил второй. – Надо бы проверить.
Одна из фигур пихнула дверь ногой. Петрищев отлетел вглубь, чуть не угодив в чрево унитаза. Взломщики были удивлены и испуганы не меньше, но, поняв, что юноша один, навели на него автоматы.
«Похоже, что меня собираются пристрелить», – сообразил Петрищев и зажмурился. Но выстрелов не последовало.
– Как ты, блин в корень, сюда попал, пижон? – спросил первый стенолаз. Петрищев молчал. Он понимал, что отвечать надо, но не знал что. Антон и себе этого объяснить не мог. Еще труднее выдумать правдоподобное объяснение взломщикам.
– Не знаю… – промямлил он безнадежным голосом.
– Да это, братаны, конкурент! Мочить надо, – взвизгнул взломщик, обвиненный в двойках по геометрии.
– Выйдем, – предложил первый взломщик подельникам, – помозговать надо.
Троица вышла в коридор и принялась шептаться.
Взломщиков звали Петей, Ганей и Додиком.
– Зачем его мочить? – удивился До-дик.
– Заложит, гад, – ответил Ганя. Петр наморщил лоб и молчал.
– Твое слово, Петруха, – заключил До-дик. Взломщики уставились на подельника, но Петруха продолжал морщить лоб и молчать. Наконец он изрек:
– Успеем. Пока пусть походит с нами.
– На черта нам этот, блин, пижон? – возмутился Ганя.
– Тупица, парень хоть и не гигант, а килограммов пятнадцать поднять сможет, – процедил Петр сквозь зубы.
– Ну и что? – не понял «коллегу» Ганя.
– Болван, ты можешь прикинуть, сколько это будет в купюрах?!
– Ты о чем? – заинтересовался Додик. Он начал понимать ход Петрухиных мыслей, но желал уточнения.
– Сколько весит одна сторублевая бумажка? – ехидно спросил Петр.
– Хто ж ее, блин в корень, знает, – развел руками Ганя.
– То-то… А сколько их будет в пятнадцати килограммах? – продолжил свой допрос Петр и, не получив ответа, изрек: – Пусть пижон поработает носильщиком. Пришибить всегда успеем.
Закончив совещание, взломщики вернулись в туалет и сообщили бледному как смерть Петрищеву, что он взят в банду носильщиком и ему присвоена кличка Пегий.
Снова взревели отбойные молотки, и через полчаса через стену туалетной комнаты компания пробралась в святая святых. В хранилище горела синим светом лампочка. Деньги лежали на стеллажах в банковских упаковках. В центре стояла тележка, полная денежных кирпичей. Директор разрешил оставить ее до начала рабочей недели неразобранной. Взломщики вытащили из-за пазухи мешки и принялись их набивать. Петрищев, бледный и испуганный, стоял рядом и дрожал.
– Чего трясешься, Пегий? Денег не видел? – рявкнул Додик.
Петрищеву приказали снять рубашку и, завязав рукава, напихивать в нее пачки сторублевок. Когда же тележка опустела, Ганя протянул руку к полке, и в тот же миг завыла сирена. Полки оказались подключенными к сигнализации. Взломщики вылезли через дыру в туалет, затем стали по одному протискиваться в лаз. Петрищев оказался между ними. Дуло автомата упиралось ему в спину.
– Мой выходной костюм! – невольно вырвалось у Петрищева, когда синяя шерсть его парадной одежды превратилась в буро-серую.
– Думай, Пегий, о шкуре, а не о тряпках, – резонно заметил Додик и для наглядности сильно ткнул Петрищева сталью автомата.
Протискиваясь сквозь сырые и грязные стены, они оказались в шахте или в тоннеле. Но перед тем как выйти, Ганя пошуровал в проходе, и кирпичи с грохотом засыпали лаз, по которому они только что пробирались. Глухие удары падающей породы еще долго звучали сзади. Петрищев сильно вспотел. Он не привык таскать тяжести в столь неудобной таре, как собственная рубаха, и никогда раньше не передвигался по столь отвратительному грунту. Антоша подвернул ногу, набрал песка и кирпичной крошки в свои лакированные туфли, отчего каждый шаг в наполненной дрянью обуви причинял боль. Его мучители шли как ни в чем не бывало, даже подпрыгивали и там, где почва под ногами позволяла, переходили на бег. Сколько времени продолжался поход по подземным лабиринтам, Петрищев не знал. Ноги Антона давно бы подкосились, если б не толчки автомата сзади.
Наконец, когда юноша понял, что через десять шагов он свалится и никакой автомат не сможет поднять его, Ганя объявил:
– Перекур.
Они уселись на толстую трубу, обмотанную какой-то дрянью. Взломщики уложили мешки с добычей на залитый битумом пол и развалились на трубе, закурили. Додик взял рубаху с деньгами, что волок за собой Петрищев, приподнял ее, прикидывая на вес, и мечтательно произнес:
– Мильена два… Не меньше.
Петрищев вспомнил, как работники банка потеряли именно два миллиона, когда волокли тележку, и чему-то усмехнулся.
– Что лыбишься, Пегий? – угрожающе поинтересовался Петр.
Петрищев промычал нечто невразумительное и, усевшись на трубу, снял туфли и, высыпав из них песок, снова попытался надеть. Ноги от долгой и неудобной ходьбы распухли, и обувь не налезала. Антону пришлось расшнуровываться.
– Ну, хреновы миллионеры, пора высовывать нос на свежий воздух, или рванем дальше? – затягиваясь вонючей сигаретой, спросил Ганя.
– Надо бы поглядеть, где мы, – ответил Петр, гася свой чинарик об обмотку трубы.
– Вот и сходи, разведай, – предложил Додик.
Петр взвалил свой мешок на плечи и исчез во мраке подземного хода. Через минуту он вернулся и сообщил, что впереди развилка. Два тоннеля идут направо и прямо, а третий поворачивает налево и назад. Но в первых двух воды по колено.
– Значит, пришли, – сказал Ганя. – Тут должна быть, блин в корень, лестница. Седой ждет возле люка.
