– Вкус к жизни полезная штука. Да некогда вкусно жить. Работа мешает. – Пожаловался Резников.
– Есть поговорка, майор, если работа мешает удовольствию, надо бросить работу… – Мужчины явно прощупывали друг друга, не торопясь переходить к главному. Кофе здесь готовить умели. Перекидываясь фразами на разные темы, они выпили по чашечке. Резников достал из кармана серебряный портсигар, раскрыл его и положил перед Ерожиным. Петр увидел два ряда небольших темных сигар и взял одну:
– Я курю изредка, как говорят, балуюсь, но от ваших не откажусь…
– Понял. Вы уважаете все вкусное. Я тоже курю мало.
Одну-две после обеда или в хорошей компании. Сейчас второй случай.
– Спасибо, Виталий. Можно без отчества?
Резников щелкнул зажигалкой, и дал Ерожину прикурить:
– Конечно, Петр. Мы теперь европейцы, а они отчеством не пользуются. – Затем прикурил сам и резко перешел к делу: – Итак, я в курсе вашего расследования. Вы, Петр, уверены, что Юрий Злобин убийца?
– Я уверен, автор игры с женихами он. И, скорее всего, руководитель всей аферы. А женихи исчезают.
– Но не все, кого вы считали его жертвами, мертвы? Так ведь?
– Да, это так. Теперь я знаю, что его племянник жив.
– Спасибо за информацию. Я думал, он и Сергея уничтожил. Что касается писем Богаткина и Матти Мурта, считаю эти письма фальшивками. Злобин хочет выиграть время и заметает следы. Скоро я буду иметь доказательства.
– Вы не назвали письма господина Коха профессору Теровосяну? – Улыбнулся Резников.
– Я ничего не знаю об этом. Он тоже получил письмо? – Удивился Ерожин.
– Да, перед вылетом в Германию.
– Почему не сообщил Волкову? Мне казалось, подполковник с армянином нашли общий язык.
– Дело в том, что профессор Теровосян не поверил письму, но решил сначала найти доказательства.
– Нашел?
– Да, нашел. Корреспондент, подстраиваясь под немца, допустил в тексте несколько нарочитых ошибок и промахнулся. Наш ученый провел анализ и пришел к выводу, что писал не Кох.
– Откуда вам это известно? Ведь профессор сейчас в Германии? – Наивно поинтересовался Ерожин и сам понял, что сморозил глупость: – Извините, Виталий, тупого милиционера.
– Уже исправились. – Усмехнулся Резников: – Как вы правильно догадались, мы нашли возможность встретиться с Теровосяном в Дюссельдорфе. Итак, ваши дальнейшие действия?
– Я выйду на переводчика письма Матти и получу стопроцентное доказательство.
Резников улыбнулся:
– Почему вы так уверены?
– Потому что сын эстонского фермера не станет писать отцу по-русски, а потом переводить письмо на эстонский.
– Логично. Но вам нужен Злобин?
Ерожин утвердительно кивнул:
– Я уверен, что концы от перевода потянуться к нему.
– И сядете в лужу. Перевод заказывал, действительно, Злобин. Но не Юрий, а Геннадий. А он вместе со своими коллегами сгорел в машине.
– Откуда у вас такая информация? Вы нашли переводчика?
– Я не могу вам открыть источник, но, поверьте мне на слово, говорю правду.
– Ну что же, спасибо. Я хоть не буду тратить время на поиски милой Эльзы.
Резников щедрым жестом приложил ладонь к сердцу:
– Пожалуйста, Петр. Но долг, как говорится в народной пословице, платежом красен.
– Чем может быть полезен сыщик-одиночка всемогущему ФСБ? – Удивился Ерожин.
– Сейчас поймете. Я могу вам сообщить, сугубо конфиденциально, что мы знаем, где находится в данный момент Оксана Приходько, Сергей Злобин и его дядя Юрий.
Ерожин присвистнул:
– Это здорово. Но почему вы сообщаете мне, а не подполковнику Волкову?
– Потому что Тимофей Николаевич лицо официальное. А вы частное.
– Пока не врубился. – Ерожин затушил сигарку и ждал от собеседника разъяснений. Резников выдержал паузу:
– Оксана у Волкова проходит по делу как одна из подозреваемых в убийстве Роберта Жестякина. Ее можно задержать через Интерпол и вернуть в Россию. Но этим Волков спугнет Злобина. Вы считаете Юрия Игнатьевича виновным в афере и убийстве. У нас появилось данные, что он еще и приторговывал государственными секретами.
– Что требуется от меня? – Ерожину вполне хватало своих забот и он не жаждал дополнительных нагрузок.
Резников настроение частного сыщик понял, и поспешил успокоить:
– От вас требуется только одно – хорошо сделать свою работу. Нам нужны доказательства на предмет причастности Злобина к убийству хотя бы Вильяма Коха. Тогда его задержит Интерпол и передаст в Москву. А тут уж мы разберемся с остальными эпизодами. Если сейчас арестовать Приходько, Злобин в Россию возвращаться не станет.
– Я и так всегда стараюсь делать свою работу хорошо. – Усмехнулся Ерожин.
– Мы это знаем. Поэтому я здесь. И еще потому, что наши интересы сошлись. Я бы хотел иметь информацию о ваших действиях, тогда и вы можете рассчитывать на нашу помощь.
– Вы мне уже помогли с переводчиком.
– Это только аванс, подполковник. Можете просить большего. – Улыбнулся Виталий Борисович: – Еще по чашечке?
– Нет, спасибо. – Отказался Ерожин: – Кофе у них прекрасный, но в моем возрасте пора проявлять умеренность.
– Я вас понимаю. При такой красавице жене необходимо держать форму.
– Моя личная жизнь не осталась тайной для государства? – Не без сарказма подметил Ерожин.
– Работа такая. Выходя на контакт с человеком, надо знать, что он собой представляет… – При этих словах Резников достал из портмоне визитку и протянул Ерожину: – Звонить мне можно круглые сутки. И не забудьте, все, что я вам сказал, пока между нами. Это касается и подполковника Волкова.
Мужчины поднялись и пожали друг другу руки. Выйдя из кофейни, они направились в разные стороны. Резников пешком налево в свое ведомство, дабы оно находилось рядом, Ерожин направо вниз по Кузнецкому, к своей машине. Усевшись в Сааб, Петр позвонил Волкову домой:
– Тимофей, в квартире Логинова делали обыск?
– Да, и очень тщательный.
– А в рабочем кабинете на Каширке?
– Нет.
– Получи ордер и пошли туда лучших экспертов.
– Я тоже думал об этом.
– Почему не сделал раньше?
– Потому что был уверен – Логинов жив, и, перед тем как смыться, он весь компромат из кабинета удалил. Подозреваю, у него где-то еще есть квартира или дача. Но найти пока не удалось.
– С обыском не тяни. – Закончив разговор, Ерожин положил телефон на соседнее кресло и поехал в офис на Чистые пруды. Устроить выходной день даже в воскресенье он позволить себе не мог.
