– Судя по тебе, не очень. Но если честно, я влюбилась в тебя вовсе не от твоей неотразимой внешности.
– За неотразимую внешность спасибо. Так чем же я тебя приманил?
– Помнишь, когда у сестры на свадьбе ты меня танцевать пригласил. Ты меня взял, и я в твоих руках почувствовала себя такой маленькой и беззащитной, и так мне от этого стало удивительно хорошо, что я больше ни о ком думать не могла. Словами этого не объяснишь…
– Да, женщины народ загадочный.
– Это для тебя загадочный? – Ехидно поинтересовалась Надя.
– Для меня в том числе. И не надо иронии. Я уже много лет ни на кого не смотрю и чист, как ангел. – Искренне возразил супруг.
– Насчет «не смотрю» не будем. Ты здесь всех девчонок давно разглядел, да и они тебя тоже. Я с тебя глаз не спускаю, а то бы ты показал ангела… – Засмеялась Надя, но ее темные глаза смотрели на мужа серьезно…
* * *
Беньковский сидел в кабинете, положив ногу на ногу, и Волков не мог заставить себя отвести взгляд от его башмаков. Правый был на несколько номеров меньше левого.
– Итак, вы подъехали с вашей приятельницей к ее дому. Почему не поднялись вместе с ней в квартиру? – Майор, справившись с притяжением башмака, продолжил допрос свидетеля.
Беньковский скривил выпяченную нижнюю губу в гаденькой улыбке:
– Если вы спите с замужней женщиной, вовсе не обязательно сдавать ее мужу с рук на руки. Вам так не кажется, молодой человек?
– У меня нет подобного опыта. – Наивно признался Тимофей и, спохватившись, зло выпалил: – Вопросы здесь задаю я.
– Я и ответил…
– Тогда почему не уехали сразу, а остались в машине у подъезда?
– Лиля просила подождать ее десять минут.
– Чем она мотивировала свою просьбу?
– Плохим предчувствием. Сказала, что у нее нехорошо на сердце.
– Она отсутствовала ровно десять минут?
– Да, ровно десять минут.
– Откуда такая точность?
– Я смотрел на часы. В десять тридцать она вышла.
– Вы все десять минут не покидали машины? Подождите. – В магнитофоне закончилась пленка, и Волков сменил кассету: – Можете отвечать.
– Нет, в машине я сидел меньше. Несколько минут ушло на разговор с вашим сотрудником. Вы сами об этом должны знать. – Беньковский вяло ухмыльнулся, и один его глаз уставился на Волкова.
Тимофей заставил себя выдержать паузу, не отводя взгляда:
– О ком вы говорите? Наши сотрудники приехали после вашего звонка. Это ведь вы вызвали милицию?
– Да. Я сделал это по просьбе Лили. Моя приятельница была слишком взволнована, чтобы членораздельно сообщить о случившемся.
– А у вас нервы крепкие?
– Не жалуюсь.
– Вы поднялись и что увидели?
– Мертвого Хромова с простреленной головой.
– В какой позе он находился?
– В той, в которой его застала милиция.
– Кровь из виска капала?
– Этого я сказать не могу. На труп я старался смотреть поменьше.
– У вас же крепкие нервы?
– Нервы здесь ни при чем. Мне физически неприятен вид крови. Думаю, я тут не одинок…
– Вернемся к вашей встрече у подъезда. Расскажите подробнее о так называемом сотруднике.
– Что вы хотите услышать?
– Все, что вы знаете.
– За неделю до инцидента я заметил слежку.
– Инцидентом вы называете гибель Хромова? – Уточнил Тимофей.
– Именно так.
– Продолжайте.
– Кто-то на стареньких «Жигулях» с номером А 697 СТП сопровождал меня во всех моих передвижения по городу. В тот вечер, воспользовавшись тем, что пришлось ждать Лилю, я подошел к парню, и сообщил ему свои маршруты на следующий день.
– Зачем вы это сделали? – Удивился Волков.
– Господин следователь, я ценю свое время и ценю время других. Если ему приказано за мной шпионить, пусть имеет мое расписание…
– Вы странный человек, Беньковский. Шпионить, как вы выразились, за вами мы никого не посылали.
– Не уверен. Люди ФСБ делали бы это не столь примитивно, да и «Жигулей» такой степени изношенности им не найти…
– Хорошо, что вы запомнили номер, мы проверим и найдем владельца машины.
– Зачем искать. Я выяснил. Это Глеб Фролович Михеев. Проживает на Чертановской улице. Вот его адрес. Беньковский извлек из кармана бумажный квадратик, оторвал желтый листок и прилепил его на стол перед носом Волкова.
– Как вам это удалось? – Изумился Тимофей.
– Люди, которые мной интересуются, интересны и мне. А о способах добычи информации я сообщать воздержусь. Это мое личное дело.
– Если не секрет, чем вы занимаетесь?
– Я работаю с архивами. Подробный рассказ о моей деятельности вас утомит, да и отношение к данному делу не имеет…
– Поживем – увидим… Расскажите, что произошло после беседы с Глебом Михеевым?
– Я вернулся в машину, через несколько минут, поглядев на часы, собрался уезжать. В десять тридцать выбежала Лиля и закричала, что муж застрелился. Мы вместе поднялись в квартиру, и я позвонил в милицию.
– Вы сразу поднялись?
– Нет, как я уже говорил, женщина находилась в некотором стрессе и немного побыла в машине. Не больше трех-четырех минут.
– Вам нечего добавить? – Механически спросил Волков и, не дожидаясь ответа, выключил магнитофон: – Спасибо, Андрон Михайлович. Возможно, мне придется еще раз вас побеспокоить.
– А чем я вас могу интересовать, господин следователь? Все что я знал, теперь знаете и вы.
– Вы же не скрываете, что являлись любовником жены Хромова, а это мотив для убийства. Вот почему наши встречи могут продолжиться. – Спокойно возразил майор.
– Приятно слышать. Но учтите, я закоренелый холостяк. Встречаться с замужней дамой или вдовой, как говорят в Одессе, две большие разницы. Кроме осложнений, поступок Хромова мне ничего не сулит. Лиля теперь схватит меня мертвой хваткой.
– Ваша личная жизнь мне глубоко безразлична. Дайте ваш пропуск.
Проводив взглядом приволакивающего ногу свидетеля и дождавшись, когда за ним закроется дверь, Волков с облегчением вздохнул. От общества гражданина Беньковского он устал. Свидетель оставлял шлейф сложных чувств. Майор пытался в них разобраться. У Тимофея существовал в знакомых мужчина с отталкивающей внешностью. Но это был очень милый человек. Узнав его поближе, окружающие про внешность забывали. Здесь случай другой. Общение с Андроном Михайловичем угнетало с каждой минутой все больше. Беньковского не назовешь калекой. Он не красив, даже, можно сказать, уродлив. Но не калека. Калеки у Волкова вызывали сострадание, а Беньковский – отвращение. Однако отрицать, что кабинет посетил умный и не ординарный субъект, Тимофей Волков не мог.
