Грыжин пообещал и, положив трубку, снова глотнул из фляжки. За разговором с Надей он первый кайф упустил. Теперь долгожданное тепло приятно расплывалось по брюху, отражаясь на физиономий генерала блаженной улыбкой. Хоть последние несколько дней и не принесли интересной работы и заработка, Грыжин пребывал в прекрасном настроении. Услышав голос сына, он словно гору с плеч свалил. Николай после случившегося изменился. Он каждый день на полчаса заезжал к отцу в офис, а вчера привез жену с Никиткой к родителям на домашний ужин. Конверт с завещанием Николай порвал на мелкие кусочки и выбросил в мусоропровод. Галина Игнатьевна узнала обо всех перипетиях сына задним числом. Но она женским сердцем приняла весь ужас, перенесенный чадом в Переделкино, и смотрела на Николая, словно тот действительно поправился от неизлечимой болезни. Невестка тоже выглядела счастливой и похорошевшей. Дождалась мужика, посмеивался Иван Григорьевич, поглядывая на молодую женщину.
Грыжин решил последний раз глотнуть из фляжки, но ему снова помешал звонок. На сей раз звонил не телефон, а селектор парадного. Генерал включил домофон.
– Я хотел бы видеть господина Михеева, – услышал он гнусавый мужской голос.
– Директора нет. Есть его заместитель и главный консультант, – сообщил Грыжин басом.
– У меня дело. Можно войти?
– Коль дело, входите. – Грыжин пультом открыл дверь и поднялся навстречу посетителю.
В прихожей стоял упитанный бородатый мужик и с интересом оглядывал помещение.
– Здравствуйте. Мне дал наколку подполковник Ерожин. А вы кто?
– Иван Григорьевич Грыжин. Консультант сыскного бюро, а кто вы?
– Для друзей Дима Рогач. Для недругов Дмитрий Захарович. Я, бля, так влип, вы себе не представляете.
– Проходи, Рогач, и не лайся. Если я лаяться начну, будет хуже, – сурово предупредил Грыжин, пропуская толстяка в директорский кабинет.
– Не про вас ли мне Петр Григорьевич говорил? – почесал бороду посетитель.
– Смотря что говорил, – ответил Грыжин, указывая на кресло.
– Говорил, что у него есть старший друг, который умеет материться полчаса и ни разу не повторится.
– Брешет Петро. Но ты пришел не по мату соревноваться. Выкладывай.
– Я в машине зад отсидел. Можно постоять?
– Стой, – согласился Иван Григорьевич, – а я сяду. В моем возрасте задницу уже не отсидишь. Тренирована.
– Подполковник одну аферу раскручивает. – Рогач надвинулся животом на полированную столешницу и тяжело задышал. – Меня доктор ни за что к смерти приговорил. Я жизнь на пятьдесят штук «зеленых» застраховал. Хочу бабки назад получить. Петр Григорьевич сказал, что сам мне не помощник, потому что на казенной службе, а вашей конторе в масть.
– В курсе я этой истории, – кивнул генерал. – Ерожин меня предупреждал. Дело щекотливое, потому что ты сам жулик. Решил перед смертью деньгу зашибить. Последний бизнес на собственной шкуре провернуть.
– Ну и что? Я для престарелой мамаши старался.
– Забота о родителях похвальна. Но гарантий мы тебе не дадим.
– Подполковник предупредил, если страховая компания ни при чем, плакали мои бабульки. Но мне сдается, что они, бля, с доктором заодно.
– Вполне возможно. Заполняй бумагу, гони аванс. Будем работать.
– А сколько возьмете?
– Возьмем десять процентов от суммы. Ты сказал, пятьдесят тысяч? Значит, пять наших, из них тысяча в аванс. Не достанем твоих долларов у страховщиков, тысячу потеряешь. Думай, Рогач.
– Чего тут думать?
– Откуда я знаю, возможно, у тебя нет таких денег….
– Нету денег, привяжите к жопе веник. Там где пятьдесят, там и пятьдесят одна. Попал, бля, так попал. Давайте вашу бумагу.
– Сказал, не лайся, – проворчал Грыжин и полез в стол.
Договор с частным сыскным бюро Дмитрий Захарович составлял, высунув от усердия кончик языка:
– Грюны вам или Михееву?
– Финансами в нашей организации ведаю я. Поэтому выкладывай тысячу, и дело принято.
Рогач, сопя, извлек из глубин одежд толстый бумажник, долго отсчитывал, проверял, не слиплись ли бумажки, затем выложил доллары на стол.
– У меня к вам одно условие. Я первым получу со страховой компании.
– По этой афере ты у нас один, – удивился условию Грыжин.
– Пока, бля, один. Я уже с тремя связался. Их тоже приговорили. Они придут и приведут еще. Я потом понял, что мудак. Сделал широкий жест, дал на вас наколку.
– Где же ты их отыскал? – Грыжин понял, почему весь день обрывали телефон.
– «Где, где»? – Толстяк матюгнулся в рифму. – В конторе страховой компании. Они там мялись, выспрашивали, нельзя ли страховку аннулировать. Их на хер послали. Я скумекал, что мы братья по дури.
– Бери копию договора – и свободен. Появится информация, мы тебя найдем.
– Хотелось бы побыстрее, – вздохнул толстяк.
– Куда тебе спешить? Ты теперь не умираешь.
Проводив посетителя, Иван Григорьевич вернулся в кресло, немного посидел, раздумывая о странном деле, и решил, что условие бородатого клиента выполнит не до конца. Первым, если из страховой компании удастся вытянуть деньги, их получит его сын Николай. Придя к такому заключению, главный консультант вынул фляжку, одним глотком опустошил ее и покинул офис. Девичник, ожидавший генерала дома, теперь пугал его не так сильно.
В половине девятого Ерожин, бледный и помятый, уже сидел в своем кабинете. Вчера он добрался до дома в час ночи. Обиженная жена молча открыла дверь, не говоря ни слова вернулась в спальню, улеглась в кровать и отвернулась к стене. Ерожин долго подлизывался.
«Позвонить домой и сказать два слова можно в любой ситуации», – это были первые слова супруги. Петр понял, что лед тронулся, и сглупил. Рассказал, как сидел у молодой женщины и отчаянно с ней флиртовал. «Понимаешь, если бы она услышала, как я перед женой по мобильному все оправдываюсь, могло бы все полететь к черту. Я изображал кавалера». Сообщив это, честный супруг добился результата, обратного тому, на который рассчитывал. Жена в слезах вскочила с постели и убежала на кухню. Пришлось еще полчаса в красках описывать свои похождения. Наконец Надя сквозь слезы улыбнулась и соблаговолила согреть ужин. В постель они легли в половине третьего. Еще час ушел на закрепление супружеского мира. Уснули в начале пятого. А в семь завопили двойняшки…
– Товарищ подполковник, разрешите?
– Тимофей, сколько можно говорить? – поморщился Ерожин. – Не люблю я этой субординации. Заходи.
– Петр Григорьевич, кажется, все в жилу.
– Что в жилу? Я за ночь спал два часа. На лету ловить твои мысли не в состоянии.
– Мне позвонила лифтерша из дома Строковой. Она вспомнила, откуда ей знакома фотография Вольновича. Уверяет, что на фото его сестра. И самое интересное, что эта сестра посетила Марину поздно вечером, накануне убийства. Понимаете, что это значит?!
