– Ты хочешь меня? – Немного удивленно произнесла Нора: – Как интересно…
– Да, я тебя очень хочу. – Признался профессор.
– Это видно, можешь и не говорить. – С той же несколько удивленной интонацией, заметила Нора. Профессор не понял, что она с ним делает. Он ощутил, что погружается в бесконечный розовый туман и летит. Полет становился все выше и острее. Розовый туман делался все светлее и ярче, пока не превратился в прекрасную пронзительно ослепляющую вспышку. Профессор вскрикнул и стал оседать.
Теперь пойдем и полежим. – Сказала Нора, обмывая мыло с него и себя. Мюллера шатало. Он с трудом добрался до постели. Если бы Нора не поддерживала его, он мог бы и упасть. Но это была удивительно приятная слабость. Профессор лег и прикрыл глаза. Нора положила ему на грудь свою голову и внимательным, настороженным взглядом, изучала его лицо:
– Тебе хорошо, милый?
– Очень хорошо, моя девочка. Я не помню, что бы мне когда-нибудь, было так хорошо. – Ответил он ели слышно.
– Ты просто забыл, глупенький. Теперь ты будешь всегда меня ждать. – Так же тихо сообщила Нора.
– Оставайся со мной. Не уходи. – Прошептал профессор.
– Не бойся. Мы будем вместе. Я сегодня впервые изменила памяти покойного мужа. Увы, я оказалась не верная вдова. – Так же шепотом, призналась Нора и погладила Мюллера по мокрым волосам: – Я бы очень хотела быть твоей женой. У тебя была жена?
– Да.
– Как ее звали? – Спросила Нора и, взяв профессора за руку, нашла слабый, неровный пульс его сердца.
– Эльза. – Слабым голосом ответил Фридрих Эдуардович и заснул. Нора встала, прошлась по комнатам, нашла в холле свою сумочку, достала из нее фотоаппарат и аккуратно, снимок за снимком сфотографировала все картины и мебель в профессорской квартире. Затем спрятала фотоаппарат обратно в сумочку, вернулась в спальню, потушила свет и юркнула к старику под одеяло. Настенные часы фирмы Густав Беккер пробили десять раз. На столе в канделябре тихо догорали свечи, освещая вазочку с нетронутым инжиром, за пол кило которого Фридрих Эдуардович Мюллер выложил двести пятьдесят рублей из своей профессорской зарплаты.
* * *
Генерал Грыжин начинал свою службу в системе Внутренних Дел сельским участковым инспектором. Затем, его перевели в Новгород, где он пять лет проработал в уголовном розыске. Только потом он закончил академию и стал быстро делать карьеру. Иван Григорьевич был опытным служакой и вовсе не простофилей. Однако после стольких лет начальственной службы, нелегко «выходить на улицу». Грыжин имел огромные связи, сохранившиеся со времен его работы заместителем министра. При желании, он мог добиться приема у президента, но для того, чтобы познакомиться и расположить к себе вдовушку, все это было не нужно.
Иван Григорьевич знал о женщине немного. Судя по рассказу Глеба Михеева, который был осведомлен о ней больше Ерожина, Марина Васильевна Понтелеева еще совсем недавно жила обычной московской пенсионеркой и подрабатывала дежурствами в общественной уборной. Как она стала женой академика, для их следствия пока оставалось загадкой. «А что если они познакомились в ее туалете. Академик мог там что-нибудь забыть». – Грыжин знал, что старый ученый был растяпой и такое предположение, не смотря на всю его абсурдность, вполне реально. Но домыслы не приближали генерала к цели. Задача номер один, найти правдоподобный способ познакомиться с вдовой и не вызвать у нее подозрений. Надо с чего-то начать и генерал начал с библиотеки. Закрытая ведомственная библиотека Управления получала все мало-мальски известные газеты и журналы. Грыжин попросил специализированную газету академии наук за три дня от смерти академика Понтелеева, до его похорон. Как он и ожидал, некролог с портретом ученого был напечатан на целой полосе. Иван Григорьевич внимательно его прочел и выписал себе в записную книжку основные вехи жизни академика. Пошептал, запоминая их, и покинул библиотеку. Затем он сел в метро, доехал до станции Чистые пруды и пошел к себе домой в Казарменный переулок.
Супруга Грыжина пока жила на даче, а домработница Варвара Федотовна приезжала с дачи для ухода за генералом и уборки квартиры дважды в неделю. Такой визит бессменной домработницы произошел вчера, и следы наведенного ею порядка еще были заметны. Иван Григорьевич снял пиджак, аккуратно повесил его в огромный трех створчатый шкаф. В рубашке прошел на кухню, достал из холодильника кастрюлю с знаменитым Варьиным супчиком. Отлил половником в ковшик и поставил на огонь. Пока супец грелся, Грыжин успел побриться, побрызгал себя одеколоном и затем пообедал. За обедом он снова вынул свою записную книжку и освежил биографию покойного академика. Закончив обед, генерал выглянул в окно, и с удовлетворением отметив, что серая «волга» стоит возле помойки на своем обычном месте, вышел из квартиры. Спустившись двумя этажами ниже, он приложил палец к звонку, и не отпускал его, пока дверь не открылась.
– Что? Кто? – Вопрошал за дверью перепуганный голос хозяина квартиры.
– Открывай, Андрееч, свои. – Усмехнулся генерал, представив себе перепуганное лицо соседа.
– Это ты, Иван Григорич, – С облегчением вздохнул Павел Андреевич: – Зачем пожарным звонком пугаешь?
– Что ты дома, знаю, потому что машина твоя во дворе. А раз ты днем дома, значит дрыхнешь. А раз дрыхнешь, по другому тебя не взять. – Пояснил Грыжин всю цепь своих умозаключений.
– Я уже не спал. – Признался сосед: – Зайдешь?
– И не подумаю. Мне ты сегодня, как водитель нужен. Что хочешь, делай, а меня вези. – Заявил генерал.
– Сцепление у меня не очень. – Безнадежным тоном пожаловался сосед. Он понимал, что генерала этим не разжалобишь.
– У тебя, Андрееч вечно, что-нибудь «не очень». Машине лет двадцать и каждый раз что-нибудь «не очень». Пристыдил Грыжин.
– Когда выезжать? – Смирился сосед.
– Сейчас прикинусь, и поедем. Минут через двадцать спущусь. – Пообещал генерал и поднялся к себе.
Ровно через двадцать минут Иван Григорьевич Грыжин стоял возле серой «волги» соседа в парадной генеральской форме и с чемоданом.
– Уж не в Кремль ли ехать? – Испугался Павел Андреевич.
– Не бойся, не туда. Давай сперва на Черняховского, на рынок зайдем. – Ответил генерал и грузно уселся в машину. На рынке Иван Григорьевич пропадал довольно долго. К машине вернулся с тремя пакетами, набитыми фруктами и разной едой.
– Может, ты на северный полюс прикажешь везти? – Открывая багажник, спросил сосед с опаской. Гыжин пристроил припасы, снова уселся в машину и приказал ехать на улицу Генерала Ермолова:
– Тут недалеко. До Сокола, а потом налево.
Павел Андреевич много лет работал таксистом, улицы города знал на зубок, и в объяснениях не нуждался. Они выкатили на Ленинградку и встали у светофора.
– Ты Андрееч, когда приедем, ничему не удивляйся. Я может, нести буду всякую чушь, лапшу на уши вешать, а ты молчи, словно глухонемой. Понял? – Предупредил Грыжин водителя. Тот кивнул, но посмотрел на генерала с удивлением. Возле дома Марины Васильевны Понтелеевой, Грыжин велел остановиться. Перед тем, как покинуть машину, он достал из кармана свою знаменитую фляжку, изрядно глотнул любимого армянского коньяка «Ани», крякнул, вытер губы ладонью, тяжело поднялся и, прихватив с собой только чемодан, решительно направился к двери. У входа на минуту задержался, набрал номер кода, спокойно вошел в парадное и поднялся на второй этаж. Позвонив в дверь, он встал так, чтобы в глазок весь его парадный прикид был виден.
