Историк отечественного флота А. Соколов сохранил для нас еще один интересный эпизод из дневника Хвостова. Речь идет об описании Хвостовым морского сражения 11 августа 1799 году у побережья Голландии. К этому времени Хвостов служил уже на линейном корабле «Ретвизан». Этот линейный корабль был в 1790 году захвачен в бою у шведов, а потому служить на «призовом» корабле считалось особо почетно. Да и командный состав на «Ретвизане» был как на подбор! Командиром сын знаменитого адмирала Грейга Алексей Грейг, будущий командующий Черноморским флотом, старшим офицером знаменитый силач и любимец всего флота Дмитрий Лукин. Хвостов пишет в своем дневнике: «В пять часов утра луч солнца, приводя в радость покойного поселянина, живущего на границах, углубленного, вовремя, когда светило поверх горизонту, над плугом для насыщения разграбляющего его беспрестанно народа; в равной радости находится воин, находящийся под страшнейшими Тексельскими пушками, жаждущий выбрать хороший день, чтоб все препятствующее на берегах Голландии разграбить и предать вечному пеплу, не принося тем ни себе и никому прибыли, кроме разорения… Состояние наше весьма несносно! Все корабли проходят мимо нас, а мы стоим на месте и служим им вместо бакена! Вся надежда наша быть в сражении и участвовать во взятии голландского флота исчезла! В крайнем огорчении своем мы все злились на лоцмана и осыпали его укоризнами, но он и так уж был как полумертвый».
Друзьям он говорил, что не может служить на берегу, что только в море в нем «возгорался некий новый пламень».
Его спрашивали:
– Что сделаешь ты, ежели дело будет по-особому трудным, потребует особливых трудов и отважности?
– Чем опаснее, тем для меня будет приятнее! – отвечал Хвостов, и в этом ответе не было ни капли бравады.
«Чрезмерная привязанность к родным и беспредельная любовь к славе были двумя главными свойствами его души», – свидетельствовал адмирал Шишков о Хвостове, приходившегося ему племянником.
Не чурался лейтенант Хвостов и женского общества. Но и здесь он предстает перед нами настоящим романтиком: «В самых величайших опасностях просьба и слезы прекрасных женщин в силах сделать на сердце самого жестокого человека и нечувствительного мужчины такие впечатления, что забудет все окружающие опасности… Я видел пример тут над собой, входя в нежнейшие чувства души милого творения, забывая несчастия и гибель к нам приближающуюся. О, женщины! Чего вы не в состоянии сделать над нами, бедными!»
В те дни его новый друг мичман Давыдов также переживал пору первой юношеской влюбленности. Нам известно лишь имя девушки, которая очаровала молодого моряка – Катерина.
Один из первых биографов наших героев позднее напишет: «Хвостов был уже человек развившийся, возмужалый, страстный и притом довольно искусный моряк, много читавший и многому научившийся, хотя отрывочно; отважный и честолюбивый. Чувствительность и человеколюбие, развитые в нем философию осьмнадцатого века, в первые годы сильно боролись с порывами к бранным подвигам, с этими, по его словам того времени „варварскими чувствами, вперенными в нас с самого младенчества“, и уже заметно были преодолеваемы им, как это свидетельствуют его дневники. По временам, следуя всегдашнему тогда обыкновению, он любил выпить и поиграть в карты, но с некоторым ожесточением отзывался о такого рода препровождении времени, как будто вынуждаемый так „убивать“ его, нетерпеливо ожидая для себя перемен… Давыдов был еще юноша, красивый лицом высокий и стройно сложенный, отлично образованный, немножко поэт, пылкий и влюбчивый, столь же отважный как Хвостов, но гораздо менее его твердый… Чудно свела судьба на вечную дружбу этих двух молодых людей, так мало сходных между собой, благословив их на удивительные приключения и отважные подвиги».
После окончания дальнего плавания к Англии и боевых действий в Северном море русские эскадры возвратились в Кронштадт. Наступило временное затишье в войнах, и никто не мог сказать, сколько оно продлится. На смотре флота император Александр остался весьма недоволен выправкой вернувшихся из дальнего плавания моряков.
– Надобно их подтянуть по части фрунтовой! – велел он морскому министру Чичагову.
Нет для настоящего моряка горше жизни, чем на берегу в казарме, а тут еще утром плац и барабан, днем плац и барабан, да и вечером тоже. В Кронштадт – столицу флотскую понаехали чины армейские.
– Вы штучки свои моряцкие бросайте, ходите, что утки кривобокие! – кричали те чины, слюной брызгая. – А кто маршировать, да ружьями экзерцировать по чести не желает, того пинками гнать будем со службы государевой!
И гнали… Гнали боевых капитанов только за то, что те не тянули изящно носок, гнали в пехоту мальчишек мичманов, бредивших морями, гнали в деревню седых адмиралов, пред которыми еще вчера трепетала вся Европа. Многие, не терпя унижений, уходили сами: кто в именья родовые, кто во флот партикулярный, а кто и просто в дома инвалидные да ночлежные…
Лейтенант Хвостов, из-за ненависти к порядкам армейским, стрелялся с каким-то пехотным капитаном и, хотя оба остались, к счастью, живы.
Морской министр немедленно упек лейтенанта на гауптвахту. Когда Хвостов вышел, то почесал затылок:
– Так дальше жить, только себя губить!
Историки пишут, что у Хвостова в Петербурге была большая и дружная семья: мать, отец, братья да сестры. Жили весьма бедно. Для всех них старший сын и брат был не только гордостью, но и главной надеждой и опорой. А заботится о близких приходилось, решаясь, порой, на поступки самые, казалось бы, безрассудные. Так вскоре после вступления на престол императора Александра Первого, отец Хвостова лишился из-за тяжбы своего небольшого родового имения. Тогда наш герой подстерег гулявшего по садовым дорожкам Летнего сада императора и без долгих раздумий бросился перед ним на колени.
На следующий день к Хвостову прибыл адъютант императора с тысячей рублей. Но лейтенант деньги не принял.
– Я не могу их принять, так как получаю жалование и не имею надобности в деньгах! Но прошу передать его величеству, что осмелюсь просить их для моих отца и матери!
Ответ офицера Александру понравился:
– Тысячу рублей лейтенанту, а отцу ежегодно пенсию в тысячу рублей, а лейтенанту от меня в подарок за преданность семье еще тысячу!
Кроме этого император велел разобраться и с судебным делом. Оно было пересмотрено, и именье вернули Хвостовым.
Адмирал Шишков так рассказывает об этом случае: «Обрадованный сын отослал немедленно пожалованную собственно ему тысячу к матери, находившейся тогда в деревне, и вскоре имел еще радость уведомить отца своего о пожалованной ему пенсии».
В 1802 году Хвостов уже начал, было, подумывать об отставке, но именно в это время был неожиданно для себя вызван в министерство торговли и коммерции. Принял лейтенанта сам министр Румянцев (сын знаменитого фельдмаршала). Ничего конкретного министр Хвостову не сказал, лишь пораспрашивал о службе. Из задаваемых вопросов было понятно, что кое-какие справки о нем Румянцев уже навел. Затем министр спросил:
