У Кронштадта треснул лед.
В гости корюшка плывет!
По-своему были рады корюшке и снабженцы. Изобилие дармовой рыбы позволяло им наживаться на списываемых мимо кораблей продуктах. Впрочем, свежей рыбке радовались в Кронштадте вообще все.
Любопытно, что когда в начале XIX века в матросский рацион ввели питье лимонного сока от цинги, то матросы этому активно противились. Лимон считался у них последним делом и многие предпочитали выплевывать последние зубы, чем пить этакую кислятину. Решена данная проблема была радикально: кто выпивал чарку лимонного сока или съедал лимон, тому давали и положенную чарку вина. После данного распоряжения более никаких недоразумений относительно употребления лимонов на русских судах никогда уже не возникало.
В течение всего XVIII века на российском флоте неоднократно пытались внедрить в употребление в море весьма любимого русским народом сбитня. Варили флотский сбитень в портовых поварнях из солода и квасов с добавлением перца и имбиря для крепости, а затем разводили кипяченой водой. Однако столь любимый на берегу, в море сбитень не пользовался популярностью. Матросы его не очень любили, предпочитая вино и пиво.
Из донесения совета докторов адмиралтейств-коллегии о проведенном исследовании полезности сбитня для матросов: «Доктор с лекарями в медицинской канцелярии представляли, что от того сбитня более причины служителям приключиться не может, разве запор и тягость в животе. Когда воды много пить будут, токмо оный сбитень приводится в дачу с водою и потому к приключению болезней, как-то через прошедшую кампанию явно учинилось, то впредь опасности не усматривается». Несмотря на эти увещевания, матросы все равно сбитень не пили. После этого пытались для улучшения вкуса добавлять мед и вино. Но сбитень все равно на флоте так и не прижился…
Из воспоминаний адмирала В. С. Завойко о питании в кругосветном плавании в 1834–1836 годах на транспорте «Америка»: «У нас был запас свиней, почему команда три раза в неделю ела свежее мясо; также мы посолили там (в Рио-де-Жанейро – В. Ш.) лимонов, которые раздавались каждый день, по лимону на человека. Кроме этого, каждому матросу – по кружке спрусового (елового – В. Ш.) пива, которое было у нас запасено еще из Англии, поутру – по полной кружке чаю, в обед – чарку рому, после ужина – по стакану пуншу, в котором полстакана рому, а в щи клали кислоту, капусту и по три кружки благодетельной камчатской черемши, и наша команда была всегда весела и довольна». Впрочем, питание в кругосветных плавания, как и вообще в длительных плаваниях, зависело, прежде всего от заботливости командира о своих подчиненных. Если командир был не столь добросовестен, как на «Америке», то и команде его жилось не столь сытно.
Порой, уходя в море, моряки брали с собой живых быков, свиней и кур. Это позволяло обеспечить на некоторое время команду свежей пищей, но очень загрязняло суда, и вносило сумятицу в корабельную жизнь. Из воспоминаний А. Де-Ливрона, совершившего в начале 60-х годов XIX века кругосветное плавание на корвете «Калевала»: «Во время тропического плавания команде были розданы азбуки и книги для чтения, а офицеры и гардемарины должны были учить людей грамоте и читать им рассказы и повести. Последнее было одним из любимых наших занятий, тем более что мы всегда были окружены очень внимательною аудиторией. Многие матросы с восторгом слушали чтение и, глядя в лицо чтеца, казалось, хотели схватывать слова в момент их схода с языка. Им читали Гоголя, Некрасова, декламировали „Братьев-разбойников“ Пушкина и пр. Особенно им нравились русские сказки. Матросы также в свою очередь рассказывали на баки свои сказки. В круг обыкновенно собиралась кучка слушателей, к которым примащивались иногда наши гардемарины и кадеты.
Что касается свежего мяса, то на переход океанами из Бреста было взято для команды шесть живых быков, десятка два баранов и несколько свиней с поросятами, а через месяцы плавания быки были уже съедены, но зато число баранов умножилось, и свиньи очень зажирели. Очередного быка били обыкновенно до ужина, и это было целым событием на судне. Многие выходили наверх, чтобы видеть ловкость нашего мясника-любителя, коренастого бакового матроса Василия Иванова. У него бык падал всегда с первого удара; ему приятно было слышать возгласы одобрения со стороны зрителей. Он все делал чрезвычайно быстро, и не более как в полчаса времени части убитого быка уже висели в беседке на фока-штаге, а палуба на месте убоя была прибрана и вымыта.
В свежую погоду и качку с быками бывало немало затруднений: они становились неспокойными, беспрестанно падали, мычали и теряли жвачку. На палубной настилке наколачивались для них сосновые рейки, дабы они могли упираться ногами, когда размахи корабля очень увеличивались, и под ноги им насыпали крупный песок. Гусей и уток обыкновенно не берут в море – уж очень галдят и нарушают тишину, столь необходимую на военном судне, в особенности во время общих работ и учений. Когда я плавал в Средиземном море на корабле „Ретвизан“, то перед всяким ученьем гусям приказывали перевязывать клювы каболкой».
* * *
А как же происходила процедура приема пищи матросов на парусных судах в море? Любое плавание – это прежде всего утомительная своим однообразием череда вахт. Чтобы ни случилось, но неизменно каждые четыре часа с последним ударом склянок следует смена ходовых вахт. Вот колокол отбил шесть склянок. Это значит, что до полудня остался один час, и настало время снимать пробу с обеда.
– Пробу подать! – командовал вахтенный лейтенант.
С камбуза появляется кок с подносом в руке. На подносе миска со щами, ложка и сухарь. Кок степенно приближается к старшему офицеру:
– Прошу ваше благородие снять пробу!
Тот брал деревянную ложку, зачерпывал душистого варева. Пробовал, долго жевал, затем кивал головой:
– Добро! Выдачу разрешаю!
Кок столь же степенно удалялся. После этого происходил прием традиционной чарки. После этого боцмана снова свистели, на этот раз уже к каше.
На палубе споро расстилали брезент. Каждая артель имела свою посуду и определенное место для приема пищи. Артельщики несли с камбуза баки со щами и горячей солониной. Все чинно рассаживались вокруг своих бачков. Артельщик резал солонину, чтобы каждому досталось по равному куску, и бросал ее в бак, подливая уксус. Один из сидящих, тем временем, читал вслух молитву. Затем матросы разбирали ложки и по очереди, начиная с артельщика, приступали к трапезе: в начале черпали жидкое, и только после этого брались за мясо. Прием пищи считался делом серьезным, а потому, как правило, матросы всегда ели молча, не отвлекаясь на пустые разговоры. Ели по очереди – сначала навар, затем мясо или рыбу, то есть весь обед в принципе состоял из одного блюда. Иногда матросы получали и второе в виде каши с постным маслом.
В английском флоте коки собирали оставшиеся после еды кости, хрящи, кожуру, очистки и, когда возникали проблемы с продуктами, варили из всего этого так называемый «потаж». Можно только представить, что представляло это жуткое варево из отбросов. В отличие от англичан, на русском флоте потаж не варили, но Морской устав предписывал, однако, беречь пищевые остатки в виде жира и сала для последующего приготовления каш. Для тех же, кто не берег казенные харчи, предусматривалось весьма серьезное наказание – «купание с раины».
