Увижу ль в горизонте шквал,
услышу ль грозный шум борея,
Иль абордажный с кем привал,
иль флот на траверзе злодея!
Я штиль в душе своей храню
и рупором еще владею;
Но лишь на румбе тебя зрю,
вдруг сердце левентик имею;
От бурь на фордевинд спущуся
и силой силу отражу.
Когда же неизвестен мне
пункт места твоего, драгая,
Тогда поближе к той стране
лежу я в дрейфе, ожидая.
Конструкция твоя, как яхта,
с большой блестящей полосой.
Меж вздохов ты моих брандвахта,
моих желаний рулевой!
Мое терпенье сильно рвется!
Положь надежды на найтов.
Ретивое во мне забьется,
и я опять терпеть готов.
Нет сил уж более держаться,
в кильватер гордости своей:
Я должен от тебя спускаться
на произвол судьбы моей!
Кричу: «Ура»! Пошел по вантам!
Я к Стиксу направляю путь.
Какой пример всем лейтенантам!
Я от любви хочу тонуть!
Еще одна в свое время чрезвычайно популярная в офицерской среде песня «Любовь моряка». В ней много не только хорошего флотского юмора. По ней можно вполне изучать устройство парусного корабля, столько в этой песне всевозможных терминов, которые весьма остроумно передают душевное состояние влюбленного моряка. И пусть эти термины сегодня малопонятны читателю, но они прекрасно передают сам дух той далекой эпохи, когда писались данные строки:
К тебе, котора заложила на сердце
строп любви прямой,
И грот-нот-тали прицепила,
к тебе дух принайтован мой!
Под фоком, гротом, марселями,
все лисели поставив вдруг,
На фордевинд под брамселями
к тебе летит мой страстный дух!
Уж толстый кабельтов терпенья
давно порвался у меня,
И сильный ветр к тебе стремленья
давно подрейфовал меня!
Я ставил ходу в прибавленье,
возможных кучу парусов.
Я в склянку всем на удивленье
летел по двадцати узлов!
Но ты ход дивный уменьшила,
и в бейдевинд крутой я лег;
А после в галфинд приспустило,
с которым справиться не мог!
И дрейфом румбов плеть валило
с противной зыбью все назад;
В подзор, в бока волненье было,
сам курсу своему не рад!
Скорее сжалься надо мною!
Мой руль оторванный пропал.
Брам-стеньги сломаны тобою.
Порвался крепкий марса-фал.
Изломлен водорез и бушприт.
Ветр сильно кренит на меня!
Смотри, тайфун фок-мачту рушит,
и все трещит вокруг меня!
Смотри, как в сердце прибывает
тоски осьмнадцать дюймов в час!
Ночь темная все небо покрывает,
в нактоузе огонь погас!
Чьему же курсу мне держаться,
когда не виден мне компас?
Зажгли маяк, над бедным сжалься
и отврати крушенья час!
Поверь, что шторм я сей забуду,
когда, к веселью моему,
Я столь благополучен буду,
достигнув к рейду твоему!
Тогда, отдавши марса-фалы,
и фок и грот убравши свой,
Я, верп закинувши свой малый,
тянуться буду за тобой!
Когда на место я достигну,
там, где увижу я твой вид,
«Из бухты вон»! – я в рупор крикну,
и якорь в воду полетит.
Тогда ни норд-вест мне ужасный
и не норд-ост не страшны мне.
Тогда и штормы не опасны,
когда я буду при тебе!
И брак любви найтов надежный
обоих нас соединит,
И пред тобой, о, друг мой нежный,
мне отшвартоваться велит!
В свободное от вахт и корабельных работ время офицеры коротали время в кают-компании. В ходу там были и шахматы, и шашки, но в большинстве своем сердца морского офицерства были навеки отданы любимому трик-траку. Игроки с ожесточением метали видавшие виды зары (кости), двигая по пунктам резной доски шашки, при этом каждый старался как можно быстрее пройти поле и вывести свои шашки «за борт». На каждом корабле имелись свои мастера трик-трака. Когда они садились за доску, вокруг неизменно собирались настоящие ценители искусства этой древней восточной игры. Восторг зрителей вызывало, когда победитель выигрывал не просто так, а с «марсами». Еще больше ценился так называемый «кокс». А настоящие мастера игры умели добиваться совсем уж выдающихся побед, оставляя проигравшего с «домашними марсами». При этом практически на каждом судне играли свой вариант трик-трака. Если на линейных кораблях в ходу больше был классический трик-трак, то на фрегатах и корветах рубились в более бесшабашный «бешенный гюльбар». Особым же шиком считалось называть выпавшие комбинации костей исключительно по-персидски. Так полный дубль в шесть-шесть именовался «ду-шеш», дубль в пять-пять – «ду-беш», а сочетание в шесть-пять – «шеш-беш». Вообще же трик-трак почитался на флоте не просто игрой, а некой философской системой. Многие командиры, сами будучи мастерами этой игры, настойчиво приучали своих офицеров к метанию костей, полагая, что трик-трак способствует резвости ума.
В российском парусном флоте, как и во всех других флотах, существовал свой сленг. Порой весьма остроумные, порой просто шутливые прозвища окружавших моряков явлений и предметов помогали им легче переносить тяготы службы. Так, ненавидимый всеми противный ветер, при котором необходимо было совершать бесконечные лавировки и подниматься на мачты, именовался «мордотыком». Если же ветер был очень силен, то о нем говорили, что он «срывает рога с быка». Морские карты именовали «синими изнанками», а открытое море – «синей водой». Поэтому моряков, совершивших дальний вояж, именовали с уважением «моряками синей воды». Сигнал флагмана с благодарностью именовался «мешком орехов», а сигнал с выговором – «мешком грехов». Линейные корабли офицеры в своем кругу именовали не иначе как «боевые повозки». Камень для драйки палубы звался «библией» или «медведем», а камбузную плиту не без иронии окрестили «адским ящиком». Кочегаров первых пароходов моряки парусного флота презрительно называли «печеными головами» или «шлаковыми мальчиками». Хороший табак носил название «горлодер» или «птичий глаз». Если моряк умел достойно пить, про него говорили, что он «умеет нести балласт»! Молодых мичманов в офицерской шутливо звали «херувимами», зато самых старых офицеров с уважением – «древними крабами». Собственных жен, между прочим, моряки между собой именовали «адмиралтейскими якорями».
Весьма часто во время плавания в кают-компаниях устраивались и танцы. При этом часть офицеров изображала собой дам, которых приглашали на тур танца их сотоварищи. Все это устраивалось, как правило, по праздникам и после хорошего стола.
