Работа оказалась великолепной. Мисс Примула была весьма умелой мастерицей.
— Однако, что толку в этом шитье? Оно не способно научить человека здравому смыслу, — пробормотал он в негодовании. — И как это по-женски! — добавил он, пренебрежительно фыркнув. — Чем плоха красная земляника? Но мисс Примула пытается усовершенствовать природу своими глупыми фантазиями и фиолетовыми ягодами!
Он не имел ни малейшего желания попусту тратить время, рассматривая эту незаконченную вышивку, и отбросил туфель в сторону. Амброзий уже хотел выскочить из комнаты и позвать Прунеллу Шантеклер, когда дверь открылась и она появилась собственной персоной.
Если бы какой-либо чужак пожелал познакомиться с девицей из высшего общества Луда, он не нашел бы никого лучше Прунеллы Шантеклер.
Светловолосая, белокожая, пухлая и веснушчатая, как и ее мать, она обладала удивительным чувством юмора и здравым смыслом ее революционных предков. Однако, увидев ее сейчас, господин Амброзий был ошеломлен: «Какой простушкой стала девчонка!»
Разумеется, о вкусах не спорят. Некоторые сочли бы, что девочка стала куда красивее, чем прежде. Но Амброзию она показалась уже не такой пухлой и более бледной. Но главное, у нее изменилось выражение глаз. В них не было прежнего огня и задора. Девушка о чем-то сосредоточенно думала.
Невзирая на собственное достоинство, Амброзий почувствовал некоторое смущение, однако приветствовал ее тем покровительственным тоном, каким обычно обращался к дочери или ее подругам:
— Скажи, Прунелла, что вы сделали с моей Луноцветой? Когда она прибежала домой, я подумал, что это призрак. Она тут же умчалась и никто не мог ее догнать.
— Не думаю, чтобы мы что-нибудь с ней делали, кузен Амброзий, — ответила Прунелла негромко, без всяких эмоций в голосе.
После неожиданной встречи с Луноцветой Амброзия никак не покидало чувство, что факты начинают терять свою надежность; ведь он явился в этот дом с твердым намерением запугать окружающих, дабы вернуть фактам их прочную основу. Но факты разваливались прямо на глазах.
Однако у Амброзия нервы были крепче, чем у Натаниэля, да и решительности побольше. И потому два факта все-таки не потеряли для него своей основы. Факт бегства его дочери и то, что ответственность за это лежит на заведении мисс Кисл.
— Вот что, Прунелла, — сказал он строгим тоном, — здесь творится нечто весьма странное, и я надеюсь, что ты мне кое-что объяснишь. Ну? Я жду.
На лице Прунеллы появилась загадочная полуулыбка.
— А что вам сказала Луноцвета?
— Она была насмерть испугана и не осознавала, что говорит. Жаловалась, что солнце нещадно палит, хотя погода осенняя. Потом заявила, что нужно перерезать струны какой-то скрипки… не знаю, зачем это ей понадобилось!
Прунелла в ужасе вскрикнула:
— Перерезать струны скрипки! — и с усмешкой добавила: — Но она не сможет этого сделать!
— Вот что, юная леди, — жестким тоном произнес Амброзий, — я не желаю больше выслушивать эту чушь! Тебе известно, что произошло с Луноцветой, или ты ничего не знаешь?
Секунду-другую Прунелла взирала на него в полном молчании, потом неторопливо проговорила:
— Никто не знает о том, что происходит с другими людьми. Однако можно предположить… можно предположить, что Луноцвета отведала плодов страны Фейри…
Прунелла насмешливо улыбнулась.
Лишившийся дара речи от ужаса господин Амброзий только глядел на нее. И наконец взорвался:
— Ты, любительница крепких выражений! Как смеешь ты обвинять…
Тут глаза Прунеллы обратились к выходившему в сад окну, и господин Амброзий инстинктивно посмотрел в том же направлении.
На секунду ему показалось, что портрет герцога Обри, висевший в Ратуше, в зале Сената, переместился на стену гостиной мисс Примулы. В переплете окна, как в рамке на фоне листвы, недвижно застыл молодой человек в старинной одежде. Его лицо, темно-рыжие кудри, зеленый кафтан, сельский фон — все до последней детали, до оплетенного цветами охотничьего рога, который он держал в одной руке, и человеческого черепа — в другой, в точности соответствовало изображению на знаменитом портрете.
— Ну, Белые дамы Зеленых Полей! — пробормотал господин Амброзий, протирая глаза.
Когда же он снова посмотрел на окно, фигура исчезла.
На несколько секунд он замер, открыв в изумлении рот, и Прунелла, воспользовавшись моментом, выскользнула из комнаты.
Амброзий пришел в ярость. С ним, Амброзием Джимолостом, сенатором и бывшим мэром, разыгрывают штучки — грязные и вульгарные. А раз так, они заплатят за это, клянусь именем Солнца, Луны и Звезд, еще как заплатят! И он погрозил кулаком стенам, разрисованным плющом и пролеской.
Но пока — пока — платить приходилось ему самому. Его собственному и единственному ребенку было предъявлено ужасное обвинение, и, быть может, обвинение справедливое.
Амброзий успокоился и решил докопаться до истины, и либо избавить свою дочь от грязного обвинения, брошенного Прунеллой Шантеклер, либо — если этот кошмар окажется правдой (внутренний голос ему твердил, что так оно и есть) — ради блага всех горожан отыскать ответственных за случившееся и заслуженно покарать.
Вряд ли во всем Луде нашелся бы еще кто-нибудь, страдающий от подобного скандала в своей семье больше, чем Амброзий Джимолост. Но даже на мгновение сенатор и бывший мэр не допускал возможности замять дело, чтобы защитить тем самым репутацию дочери.
Нет, правосудие должно следовать положенным путем, даже если весь город узнает, что единственная дочь Амброзия Джимолоста — юная девушка, что делало ситуацию еще более трагичной, — вкусила от плода страны Фейри.
Что же касается появления герцога Обри, этот факт Амброзий отбросил, как галлюцинацию.
Прежде чем господин Амброзий покинул гостиную мисс Примулы, взгляд его упал на туфель с незаконченной вышивкой, который он нетерпеливо отбросил, увидев Прунеллу Шантеклер.
Он мрачно улыбнулся: что, если ягоды земляники оказались на канве фиолетовыми, а не красными не по глупой женской фантазии? Возможно, вышивала она, так сказать, с натуры.
Он опустил туфель в карман. Не исключено, что эта вещь пригодится ему в качестве вещественного доказательства в суде.
Однако господин Амброзий ошибался, предполагая, что вышитые на туфельке ягоды были привезены из страны Фейри.
Глава VIII
Эндимион Лер кажется испуганным, в старой дружбе возникает брешь
Господин Амброзий нисколько не сомневался в том, что, явившись домой, обнаружит там одного из конюхов, отряженных им за Луноцветой вместе с самой беглянкой.
Однако он глубоко заблуждался. Оказалось, что Луноцвету в последний раз видели бегущей в сторону Запада с такой скоростью, словно в нее вселилась нечистая сила. Что, если она устремилась к Спорным горам? Ведь перевалив за них, она никогда больше не появится в Доримаре.
