Вот эта последняя фраза, разумеется, была из рук вон глупой или даже ненамеренно издевательской…
Но на неё уже никто не обратил внимания.
– К БОЮ! – рявкнул Мусаев. – Лёша, бросай психа на хрен! Назад!
– Но…
– Назад, я сказал!
Дальше всё было быстро, страшно и до боли знакомо.
Адский сценарий повторялся с фатальной неизбежностью, изменился только состав труппы. Одному актёру этой трагедии дали шанс, и он им воспользовался: спрыгнул со сцены за секунду до ужасного финала.
Автоматные очереди и леденящие душу вопли товарищей были недолгими и вскоре захлебнулись в безмолвном потоке серых теней с острыми углами.
Вадим отпрянул назад, погасил фонарь и, вжавшись в угол, сидел на полу, стараясь не шевелиться и даже не дышать, насколько это было возможно.
Увы, маскировка не удалась.
Ужасные твари чуяли его.
У решётки образовалось столпотворение. Раздавалось щёлканье клешней, глухие удары, душераздирающий скрежет зазубренных хитиновых копий, трущихся о ржавые прутья решётки.
Твари бились об решётку, то ли тараня, то ли пытаясь протиснуться между прутьями. Бились хаотично и несогласованно, не управлял ими в тот момент какой-то там Коллективный Разум, всё было сугубо на инстинктах.
Коллективный Разум, будь таковой в наличии, наверняка подсказал бы, что надо перерезать клешнями репшнур и отодвинуть засов. Сделать это снаружи было несложно.
Трудно сказать, сколько времени продолжалось это адово столпотворение с той стороны решётки.
Вадим впал в ступор, утратил чувство времени и способность рационально мыслить. Сидел, закрыв глаза, слушал скрежет зазубренных костяшек о ржавое железо, вздрагивал всем телом при особо сильных ударах тварей об решётку и готовился к смерти.
Он знал, какая она будет, Смерть, в этой инкарнации.
Он прочувствовал её в полной мере, фантомная боль рваных ран ещё не покинула его, ещё жила в каждой клеточке изодранного страшным крючьями организма…
* * *
Через какое-то время краулеры убрались восвояси и под сводами посёлка воцарилась тишина.
Момент, когда твари исчезли, Вадим упустил: он целиком сосредоточился на тишине.
Прекратились удары об решётку и прочие мерзкие звуки, предрекающие мучительную смерть, стало тихо и хорошо.
Вадим перестал вздрагивать и некоторое время сидел в своём углу, наслаждаясь тишиной.
Всё познаётся в сравнении.
Что человеку нужно для счастья?
Вопрос непростой, поскольку счастье – понятие относительное.
Кому-то для полного счастья нужны миллиарды, яхты и острова.
Кому-то абсолютная власть.
Кому-то достаточно тишины и покоя.
Когда никто не стучит, не скребёт, не толпится в двух шагах, пытаясь добраться до тебя и воткнуть в твою беззащитную тушку жуткие копья-крючья – это оно самое, ничем не замутнённое первородное Счастье с большой буквы…
Посидел немного, привык к тишине, стал отходить от шока.
В пустой и лёгкой голове возникли вопросы, всплыли сами собой из недр пробуждающегося сознания, успевшего справить поминки по растерзанному в прошлой инкарнации организму.
Краулеров нет?
Похоже, что нет. Не слышно ничего, мёртвая тишина стоит в посёлке.
А почему они удрали? Почему напали? Что стало причиной?
С ходу возникли версии. Опять «мигнул» триммер, причём хорошо так «мигнул», минут на пять. Или у краулеров кончился припадок, как у того циклопа, трясшего посёлок. Или…
Зевая и почёсываясь, выполз из-под беспорядочного нагромождения мыслей внутренний аналитик, взявший отпуск в момент последней смерти…
Господи, звучит-то как: «последняя смерть»…
Смерть у людей бывает только в одном экземпляре, она единственная и неповторимая. Две и более Смерти – это ведь аномалия, верно?
– Верно. Это абсолютно ненаучно…
В общем, проснулся внутренний аналитик и посыпались вопросы, версии, предположения.
Триммер работал. Выключался ли он во время атаки краулеров, этот момент упущен: не до того было, чтобы прислушиваться к мелким вибрациям на груди. Если выключился – всё ясно, дальше можно не продолжать.
А если нет? Вот этот звук – контрабас после циклопической тряски… Не может ли быть такого, что это некий сигнал для краулеров, наподобие песни матки в критической фазе, по миновании дистанции безопасного удаления?
– В принципе, всё может быть. Но в отсутствие результатов исследования категорично утверждать что-либо нельзя, это будет ненаучно.
Вопросов было много, ответов тоже хватало, толковых и не очень.
Но вот что настораживало…
Вадим вдруг поймал себя на том, что ведёт внутренний диалог с Мусаевым и Паниным. И что самое странное, они ему отвечают, как полноправные живые члены команды, в своей манере, своими голосами…
– Господи, я схожу с ума… – прошептал Вадим, больно ущипнув себя сразу за обе мочки ушей и принимаясь яростно растирать виски. – Они же мертвы… Нельзя разговаривать с мертвыми, добром это не кончится…
Вадим размотал репшнур, открыл дверь и осторожно выглянул из камеры.
Постоял немного, прислушиваясь, пытаясь понять, в самом деле твари покинули посёлок или это какая-то хитрая уловка.
Они очень хитрые, эти краулеры. Они бесшумно двигаются, не засекаются «ухом» и умеют притворяться лесом…
Вот так, примерно, сказал о краулерах Мусаев. А он понимал в них толк, человек всю жизнь занимался охотой.
В коридоре было темно.
Слабое зеленоватое пятно в районе опочивальни и валявшийся на полу фонарь – постановка света очень экономная, практически ничего не видно.
Вадим забрал из камеры свой фонарь, однако включать его не стал и в полумраке прокрался на цыпочках к выходу из посёлка.
Постоял, послушал, удостоверился, что никого нет, только после этого подобрал с пола фонарь и толком осмотрелся.
Кстати, воевали примерно в середине коридора, там же бросили фонарь.
А теперь он валяется у самого выхода. Плотная была массовка, допинали фонарь до конца коридора.
Так, что тут у нас… Россыпь гильз, на полу магазины и два автомата, третьего не видно.
Кто-то из бойцов так и не выпустил оружие из мёртвых рук. Или просто автомат зацепился ремнём, и уволокли вместе с трупом.
Тел не было. Через весь коридор, справа от опорных колонн, тянулась кровавая дорожка.
До сих пор пахло порохом, хотя по проходу заметно продувало, и с момента окончания боя прошло порядком времени – сколько там Вадим сидел, наслаждаясь тишиной?
