Она положила щипцы на жаровню и, подождав, пока они накалятся, сунула их убийце под нос.
Женщина вскрикнула, ее глаза расширились от ужаса, но она не заговорила. Напротив, она попыталась порвать путы и вскочить со стула. Поняв, что ее попытки тщетны, женщина обмякла. Но это не означало, что она готова сознаться в преступлении. Напротив. Мелисанда подозревала, что выбить из нее признание будет нелегко.
«Женщины вообще легче переносят боль, чем мужчины, — подумалось ей. — Они даже могут умереть, когда рана не настолько уж серьезна. Точно звери, которые знают, что умрут, и хотят сделать это поскорее, чтобы не мучиться».
Но Мелисанда этого не позволит. Эту убийцу нужно приговорить и казнить. Если она умрет под пытками, Мелисанде придется оправдываться перед городским советом. Значит, нужно укротить свою ярость и действовать осторожно. Как учил ее Раймунд.
— Сознавайся, дрянь, и мы даруем тебе быструю смерть! — надсаживаясь, крикнул Земпах. Прозвучало это не очень убедительно, и советник решил использовать другой аргумент: — Наш немой палач — настоящий мастер своего дела, поверь мне.
Женщина молчала.
Земпах скрестил руки на груди.
— Хорошо, — сказал он. — У меня есть время. — Советник повернулся к Мелисанде. — И все полномочия городского совета. У остальных нет времени на эту проклятую бабенку. Когда я скажу им, что обвиняемая готова признать свою вину, сюда придут остальные судьи.
Кивнув, Мелисанда написала грифелем на дощечке: «Я ничем не ограничен?»
Земпах удивленно вскинул брови.
— А есть что-то еще, о чем я не знаю? — Он смачно причмокнул губами.
Женщину била крупная дрожь. Опустив голову, она разрыдалась.
Мелисанда с отвращением сглотнула. Ей не было жаль детоубийцу. Эта тварь заслуживала справедливую кару. Но предвкушение, испытываемое Земпахом от кровавого допроса, вызывало у нее омерзение.
Она вытерла табличку и написала: «1. Раскаленные клещи. 2. Жом для пальцев. 3. Крысиный шлем».
— Крысиный шлем? Звучит интересно. — Земпах потер ладони, точно перед аппетитным обедом.
Мелисанда нарисовала шлем, покрывавший всю голову. В шлеме кишели крысы.
Лицо Земпаха исказилось в злобной ухмылке.
— Не хотел бы я попасть тебе в лапы, Мельхиор. Ну да ладно. Так и поступим. Как только она заговорит, остановишься.
Мелисанда послушно склонила голову, хотя, признаться, она не преминула бы надеть такой шлем и Земпаху. Просто, чтобы посмотреть, как советник будет держаться. По крайней мере, когда речь шла о защите города, он особо не геройствовал. Откупался, чтобы не идти воевать, и платил больше, чем от него ожидали.
Она снова положила щипцы на жаровню, закатила обвиняемой рукав и провела кончиками пальцев по голой коже. Затем Мелисанда повернулась к Земпаху и сделала жест, который означал: «Как ее зовут?»
— Агнесса, — равнодушно ответил советник.
Взяв щипцы с жаровни, Мелисанда сжала ими кожу на предплечье женщины. Агнесса дернулась, но даже крик не сорвался с ее губ, она только тяжело задышала.
Мелисанда отняла щипцы, и по пыточной разлился запах жженой плоти. Почему Агнесса не кричит? С таким Мелисанда еще не сталкивалась. Обычно все начинали кричать — пускай боль и отступала довольно быстро, она была невыносимой.
Мелисанда всмотрелась в лицо женщины: страх исчез, осталось только равнодушие. Это плохо. Равнодушие — первый шаг к смерти. Похоже, Агнесса уже была на пути к вратам преисподней.
Мелисанда отложила щипцы и попросила Земпаха сделать перерыв: она опасалась, что женщина может умереть. Советник понимал, что с Мельхиором в таких вопросах лучше не спорить, и согласился.
— Останешься здесь. Мы с писарем вернемся через час.
Мелисанда подождала, пока оба мужчины выйдут. Вскоре в подвале воцарилась тишина. Тогда она наполнила кружку водой и поднесла ко рту Агнессы. Но обвиняемая упрямо сжала губы. Тихо вздохнув, Мелисанда взяла «грушу» и открыла Агнессе рот. Когда палач начал лить в горло подсудимой воду, той ничего не оставалось, как глотать.
Однако сопротивление разожгло в ней ярость, глаза злобно сверкнули.
Мелисанда удовлетворенно хмыкнула. Что ж, злость позволит Агнессе выжить. Злясь, человек не мог умереть от боли.
Она задумчиво посмотрела на кружку. Что, если она сама умрет, когда убьет де Брюса? Неужели ее ярость, которая все эти годы поддерживала в Мелисанде волю к жизни, погаснет?
Агнесса закашлялась.
— Мерзавец! — крикнула она и плюнула Мелисанде в лицо.
Не обращая на женщину внимания, Мелисанда утерлась. Она чувствовала, что теперь-то Агнессе не удастся сдержать крик. Обвиняемая опять плюнула, но на этот раз ее плевок не долетел.
— Вы, мужики, все одинаковые! — рявкнула она. — Вам нужно только удовольствие, а потом вы нас швыряете в сторону, как гнилое яблоко. Ко всему вы еще и трусы.
Осекшись, она обмякла и разрыдалась.
«Хорошо бы, если бы она оставалась в таком настроении до возвращения Земпаха», — подумала Мелисанда. Пускай эта женщина и совершила страшное преступление, Мелисанде не хотелось мучить ее больше, чем нужно. Хотя бы для того, чтобы не доставлять такое удовольствие Земпаху.
— Я никогда не сознаюсь. Никогда. А тебе я все расскажу, потому что Господь справедлив и лишил тебя голоса. К тому же твое слово ничего не стоит. Ты еще хуже того подонка, который бросил меня в беде. «Убей его! — кричал он, когда я умоляла оставить ребенка. — Убей его и не докучай мне больше, дура!» Он повторял эти слова снова и снова. — Обуреваемая яростью, страхом и отчаянием, женщина плакала навзрыд.
Но Мелисанде не было ее жаль. Агнесса согрешила, причем дважды. Вначале она отдалась мужчине, который не был ее мужем, а затем убила плод их греха. Она была бесстыдной искусительницей и детоубийцей.
Мелисанда взяла дощечку.
«Я буду пытать тебя, пока ты не сознаешься», — написала она.
Агнесса недоуменно уставилась на слова. Написанные буквы были ей, должно быть, столь же чужими, как и латынь на мессе.
Вскоре Земпах и писарь вернулись.
Мелисанда надела на обвиняемую жом для пальцев. Агнесса вскрикнула, жалобно и возмущенно. Но признаваться она не собиралась.
— Ладно, — сказал Земпах. — Неси шлем и крыс, я хочу посмотреть, как это работает.
Мелисанда повиновалась. Шлем она поставила перед Агнессой. На нем виднелись ошметки кожи — на самом деле кожа была не человеческой, а куриной, Мелисанда поручила одному из стражников купить ее как раз на такой случай.
У Агнессы от ужаса расширились глаза.
Рядом со шлемом Мелисанда поставила клетку с четырьмя крысами. Зверьки беспокойно метались по клетке и принюхивались. Их усы подергивались, черные глазки, казалось, горели от предвкушения пиршества.
