Пинилья был убежден, что это жилище принадлежало нашему подопечному, а потому разыскал владельца дома и доставил его к нам словно на блюдечке для допроса.
– Из жильцов вы больше ничего не вытянете, инспектор. Они ничего не скажут, даже если знакомы с ним с детства. Это вообще трудный район.
Сержант прекрасно знал, о чем говорил. Тем не менее мы все же направили своего сотрудника, чтобы он еще раз опросил местных жителей, а сами занялись обнаруженной квартирой.
Владелец квартиры – и всего дома – обладал крайне неприятной внешностью. Он был одет в рыжеватую кожаную куртку, и чуть ли не на каждом его пальце поблескивал золотой перстень. Он не удосужился не только улыбнуться нам, но даже по-человечески поздороваться.
– Я уже сказал по телефону сотрудникам муниципальной полиции, что моей недвижимостью занимается агентство «Урбе».
– Вы никогда не встречались с вашим жильцом, даже когда подписывали договор?
– Нет, всеми формальностями занималось агентство. Они нашли съемщика, подготовили необходимые документы и получили с него задаток. После чего прислали мне фотокопию договора и записку, в которой говорилось: «Игнасио Лусена Пастор является вашим новым квартиросъемщиком». Вот и все.
– Когда это было?
– Примерно три года назад.
Я обратила внимание на его поношенные ботинки.
– Он выживет? – спросил он.
– Мы этого не знаем.
– Вы можете дать мне адрес его родственников?
– У него нет родственников.
– Кто же мне будет платить за квартиру, пока он находится в больнице? Можно мне хотя бы подыскать нового съемщика?
– Ни в коем случае. Квартира опечатана на время, пока продолжается следствие.
– Послушайте, я получаю сущую ерунду со всех этих несчастных съемщиков. У меня живут и арабы, и негры, и кто угодно; время от времени мы выселяем кого-то за неуплату. Не думайте, что я богач, это дерьмовое здание в этом дерьмовом районе досталось мне по наследству, но того, что я выручаю с него, не хватает даже на еду. Если бы я мог, давно бы уже его продал.
– Лусена аккуратно вам платил?
– Да, все шло чересчур хорошо, и что-то обязательно должно было случиться.
– Вы не знаете, он не был замешан в какую-нибудь историю, связанную с наркотиками?
Он возмутился:
– Я уже сказал вам, что ничего не знаю и ни разу не видел этого человека. Все очень просто: одного из моих квартиросъемщиков избили до полусмерти, верно? Прекрасно, согласен, возможно, он торговал наркотиками, а может быть, был сутенером и другой сутенер свел с ним счеты… Да что угодно могло быть, понимаете? Но только в любом случае я понятия об этом не имел.
Похоже, агентству недвижимости «Урбе» предстояло стать тем звеном, через которое можно было установить, является ли избитый Игнасио Лусеной Пастором. Некая барышня сообщила нам, что договором с Лусеной занималась секретарша, которая в агентстве уже не работает.
– Хорошо, дайте тогда нам ее адрес, нам нужно, чтобы она опознала одного человека, – потребовал Гарсон.
– Дело в том, что Мари Пили год назад вышла замуж. Она ушла с работы и переехала в Сарагосу.
– А у вас нет ее нового адреса, номера телефона?
– Нет. Когда она уезжала, то обещала, что напишет, что мы будем продолжать общаться… Ну а потом, вы же знаете, как это бывает…
В голосе Гарсона зазвучали отчаянные нотки:
– И больше никто не разговаривал с этим квартиросъемщиком? Никто не заходил к нему за квартплатой? Никто его никогда не видел?
Девушка с каждым разом выглядела все более обиженной.
– Никто.
– Тогда у вас должно быть название банка, через который он переводил деньги, и номер счета.
– У меня ничего нет, этот сеньор присылал мне чек по почте второго числа каждого месяца, и поскольку никогда не задерживал оплату…
– А в адресе отправителя, естественно, всегда указывалась снимаемая им квартира, – произнес Гарсон, готовый растерзать ее.
– Да, – испуганно пробормотала девушка и, видимо, опасаясь бог весть каких карательных мер с нашей стороны, торопливо добавила: – Это все по закону.
– Покажите нам договор.
– Я не знаю, где он.
– Замечательно, теперь мне все ясно. Вы сдаете квартиры нелегальным мигрантам, людям без документов и официально это никак не оформляете, верно?
– Поговорите лучше с моим шефом.
– Будьте уверены, я доложу обо всем в комиссариате, и оттуда пришлют кого-нибудь разобраться, что же здесь на самом деле происходит.
Девушка только вздохнула, наверное, потому, что знала: рано или поздно все их делишки выплывут наружу.
Уже в машине Гарсон дал волю своему возмущению:
– Это просто черт знает что! Разве нас не убеждают в том, что все мы поставлены на учет и занесены в самые разнообразные списки, что власти осведомлены о самых сокровенных наших мыслях? Так нет же, все это вранье, мы можем сто лет прожить на одном и том же месте, а потом окажется, что мы не существуем, что никто даже не знает нас в лицо.
– Успокойтесь, Фермин. Посмотрим, удалось ли Пинилье вытянуть что-нибудь еще из жильцов.
Сержант Пинилья ничем нас не порадовал. Никто не признал пострадавшего по фотографии, снятой в больнице. Никто. Не фигурировало его имя и в архивах.
– Попытайте счастья вы – возможно, национальной полиции люди боятся больше, чем муниципалов, хотя я сомневаюсь, ведь так легко сказать, что ты кого-то не знаешь! Для чего искать проблем на свою голову?
– А где вы сейчас держите собаку, что была в квартире? – спросила я.
– На складе.
– Навестить ее можно?
Оба моих собеседника взглянули на меня с недоумением, смешанным с любопытством.
– Хотелось бы допросить и ее, – пошутила я.
Пинилья захохотал, и мы отправились в путь.
– Похоже, вы решили закатать ее на пожизненную каторгу. Ничего не имею против. Держать собак на складе – большое неудобство, уж вы мне поверьте.
Он привел нас в обширное помещение, располагавшееся в подвале. На громадных полках из дешевого дерева громоздились самые разнообразные предметы. В углу, отгороженный от остального склада металлической сеткой, лежал пес, перед ним стояли две миски, одна с собачьим кормом, другая с водой. Увидев нас, он вскочил и громко залаял.
– Вот она, псина! Как видите, еще не утратила боевого духа!
– Это ж надо, какой урод! – вырвалось у Гарсона.
Пес был действительно не красавец. Тощий, всклокоченный, черный, длинноухий, с короткими кривыми лапами, на которые опиралось напоминавшее старую плюшевую игрушку тело. Была, однако, в его глазах, во взгляде некая реалистическая трезвость, привлекшая мое внимание. Я просунула руку сквозь ячейки сетки и погладила его по голове. Тут же по моим пальцам побежало приятное тепло. Собака взглянула на меня мечтательными глазами и с искренним видом лизнула мою руку.
