– При Николае Первом замок разобрали чуть не по кирпичикам. Отсюда в Зимний дворец вывезли весь антиквариат, выломали перекрытия, снесли крепостные валы. А сокровищ так и не нашли. И вот здесь начинается самое интересное.
– Да?
– Понимаешь, я ведь не просто так тебе все это рассказываю. То, что произошло в этой комнате двести лет назад, – это только начало. А вот дальше…
– Что?
– Дальше начинается такое дерьмо собачье, что ты…
– (Визгливый женский голос) Что это вы тут делаете, а? Нет, что это вы здесь делаете?
– Погодите, мамаша!
– Милиция!
На этом фонограмма прерывается.
6
За три с половиной часа до допроса
Если сказать об Управлении одним словом, то это будет слово «надежность». Майору нечасто доводилось здесь бывать. Но каждый раз он испытывал одно и то же: успокаивающее чувство, что дела идут так, как и должны идти. Да, лично у него не все и не всегда получается гладко. Но это неважно. Те, кто занимают кабинеты в этом здании, держат руку на пульсе. И если ситуация начнет совсем уж выходить из-под контроля, они вмешаются и восстановят порядок. Натянут хромовые сапоги, достанут из сейфов хорошо смазанные наганы, подъедут на место и вышибут плохим парням мозги.
Быстро и надежно.
Поднимаясь по мраморной лестнице, майор поймал себя на том, что непроизвольно улыбается. Ну да. Быстро и надежно. Смазливый адъютант генерала сказал, что его уже ждут. Майор одернул форменный китель, на мгновение задержал дыхание, а потом постучал в дверь.
– Разрешите войти?
Генерал сидел за столом. Стол у него был просто огромный. А полномочия, которыми располагал хозяин стола, были еще огромнее.
– Проходи.
– По вашему приказанию…
Генерал устало махнул рукой:
– Проходи-проходи. Садись.
Все в кабинете было стерильно и грозно. Потому что власть и должна была выглядеть именно такой: чистой и внушающей трепет. На столе у генерала не было ни единой лишней бумажки, а в самом помещении – ни единого лишнего предмета. Стол, стулья вокруг стола, громадные окна. За окнами шел дождь.
Генерал подождал, пока майор сел и достал из папки бумаги. Не меняя положения, просто смотрел в его сторону голубыми, здорово выцветшими от времени глазами. Жилистый, очень тощий, с лицом, покрытым глубокими морщинами, он напоминал старую черепаху. Несколько лет назад, сидя в выходной дома и щелкая от нечего делать пультом от телека, майор наткнулся на канал Discovery, где шла передача про хищных амазонских черепах. Молниеносным броском те пополам раскусывали здоровенных рыбин. Теперь он не сомневался: возникни такая необходимость, и генерал точно так же далеко вытянет свою кадыкастую шею из скрытого под кителем панциря и откусит любую нашкодившую голову.
На столе перед генералом лежал написанный им, майором, рапорт. Генерал посматривал на лист бумаги с очень недовольным видом. Слева от него сидела женщина-офицер. Тоже в форме, тоже очень подтянутая и тоже пока молчащая. Руки она сложила на столе перед собой. Маникюр у нее был ярко-красным. В ее сторону майор решил пока не смотреть.
– Что ж ты, майор? На собственного подчиненного рапорт пишешь.
– Так точно, товарищ генерал.
– Как-то это не по понятиям. Сам справиться не можешь? Что ж ты тогда за руководитель-то?
– Я могу справиться с собственным подчиненным. Но в данном случае мне нужна санкция.
– Зачем? За все, что происходит в отделе, отвечает руководитель отдела. Иди и сам разбирайся. Начальство не впутывай.
То, что разговор начнется именно с этого, майор знал с самого начала. Еще накануне вечером он пытался хотя бы для себя сформулировать, чего именно станет просить у всемогущего генерала с кадыкастой черепаховой шеей. Но найти правильных слов так и не смог, поэтому теперь ему приходилось импровизировать.
– Можно начистоту?
– Конечно.
– Понимаете, я ведь в органах с детства мечтал служить. Слово «офицер» для меня всегда было… ну, не знаю… как будто, кто не офицер, тот и не человек. Потому что я всегда верил, что в мире есть порядок и его нужно защищать. Иначе никак. Извините за пафос, но я ведь и до сих пор так считаю. Потому что иначе во всем этом нет никакого смысла, понимаете? Может, это, конечно, и звучит немного по-детски, но я все еще верю, что только служба делает из всех нас настоящих мужчин. Есть приказ – дальше рассуждать не о чем. Иди и выполняй. Или умри. А этот… понимаете… не могу я с ним.
– Что не так?
– С ним, товарищ генерал, все не так. Он открыто плюет во все, что для меня… э-э-э… дорого.
Майор хотел сказать «во все, что для меня свято», но сдержался. То, что он говорил, и так не лезло ни в какие ворота. Генерал, впрочем, слушал внимательно, кивал головой и соглашался. Может быть, все это и не стоило произносить вслух, но, с другой стороны, майор надеялся, что руководитель его Управления все-таки понимает, о чем речь.
– Что конкретно тебя не устраивает?
– Не знаю, как объяснить. Его глумливую физиономию видеть нужно. Одевается черт знает как. Живет черт знает как. Что у него в голове творится? Он ведь даже в армии не служил. Ходит в каких-то кедах дурацких. Если честно, я вообще не понимаю, зачем такого человека взяли в органы. Он не такой, как мы. Неуправляемый. Для меня «честь» и «долг» – это не просто слова. И я думаю, для вас, товарищ генерал, тоже. И вот для остальных офицеров. – Он кивнул головой в сторону так ни слова и не сказавшей женщины в форме. – А для него все не так. Он будто инопланетянин. И я прошу его убрать.
– А работать как станешь? Твой отдел чем занимается? – Генерал опустил глаза на лежащий перед ним рапорт и прочитал: «правонарушения… где это?.. а! вот!.. в сфере истории и искусства»). Как я понимаю, консультант тебе все равно необходим.
– Не могу я с ним больше. Уберите его из моего отдела. Пожалуйста.
Генерал встал из-за стола, подошел к окну и помолчал. Тишина в кабинете висела такая, что если прислушаться, то, наверное, можно было услышать, как за окном тяжело стучит сердце смертельно больного города. Потом генерал вернулся на место и еще раз перечитал рапорт.
– Ладно. Не помню, вы знакомы? Это мой старший помощник, офицер Вакулина. Она съездит с тобой, взглянет на твоего гуманитария. Если он действительно позорит органы, то долго у нас не загостится. Это все.
– Разрешите идти?
– Идите.
7
Стогов сидел на скамейке в садике за зданием Кунсткамеры, слушал, как на землю капает дождь, и думал… на самом деле он не думал ни о чем.
(Возможно, сегодняшний день является юбилейным. Скажем, стомиллиардным от сотворения мира. День неплохо начался, много чего обещал. Утром кое-где в облаках виднелись просветы, и дождь казался вроде бы не таким беспросветным, как накануне. Но всего через несколько часов этот день закончится – так же бездарно, как закончились и все предыдущие дни. И выяснится, что смысла в нем было даже меньше, чем в предыдущих.)
