– Ладно. Тогда я вам его верну. Записывайте, что именно для этого понадобится. Пишете? Оплата срочной шенгенской визы на фамилию Осипов и три авиабилета. Один из Санкт-Петербурга во Франкфурт и два обратно.
10
Через пятнадцать минут Семен Ильич взмахнул руками и все-таки свалился со стула. Рано или поздно это должно было случиться: сидел он на самом краешке стула и вдобавок постоянно заваливался на бок. Новый знакомый помог ему подняться, и они тут же выпили еще.
Когда регистрацию на рейс авиакомпании «Lufthansa» по маршруту «Франкфурт – Сан-Паулу» все-таки объявили, самостоятельно встать из-за стола Семен Ильич уже не мог. Он просто сидел, обеими руками прижимал портфель с рукописью к животу и тихонечко постанывал.
– Ты не знаешь, я заплатил за водку?
– Заплатил. Пойдем. На твой рейс уже объявлена регистрация.
– А на чай этому Фрицу я что-нибудь оставил?
– Оставил. Пойдем уже.
– Забери все, что я оставил, назад.
– Почему?
– Он же Фриц! Уебок немецкий… прошу прощения за искусствоведческий термин. Ты видел, как недовольно он смотрел в нашу сторону?
При входе в самолет Семен Ильич задел плечом все, что можно было задеть. Остальные пассажиры смотрели на него не то чтобы недовольно, а с некоторым даже удивлением. Не каждый из них прежде встречал настолько пьяных людей в настолько ранний час.
Ноги отказывались держать грузное тело Семена Ильича. Глаза отказывались, как положено, фокусироваться на окружающих предметах. И только верные руки по-прежнему прижимали к груди портфель с рукописью. Семен Ильич упал в кресло, и на этом силы его все-таки кончились.
Стюардесса попробовала оценить его состояние на взгляд. Если бы мужчина летел не бизнес-классом, возможно, его вообще не стоило бы пускать на борт.
Заботливо наклонившись к нему, она спросила:
– Может быть, вам принести воды?
Собрав остатки сознания, он ответил ей на вполне правильном английском:
– Принесите мне плед. Прежде, чем мы прилетим в Бразилию, я хотел бы хорошенько отоспаться.
Стюардесса кивнула и отошла в сторону. В конце концов, он вроде бы не буйный: вырубится через какое-то время и проспит большую часть пути. Главное, чтобы его не начало рвать. Вторая стюардесса невесело ей улыбнулась:
– Здорово пьян?
– Просто смертельно.
– Чего он хотел?
– Насколько я поняла, он хочет в Бразилию.
К тому времени, когда самолет, коротко разогнавшись, оторвался от земли, Семен Ильич уже крепко спал. Он был ужасно, просто ужасно пьян…
11
…Но майор, допоздна засидевшийся накануне у себя в кабинете, был пьян еще больше. Несколько раз он ловил себя на том, что засыпает прямо за столом. Каждый раз он брал себя в руки и заставлял вернуться к реальности. Хотя, может быть, взять да и вывалиться из этого мира было бы неплохим выходом.
Мир оказался ужасно ненадежным. Будто трясина: кажется, что перед тобой вполне плотная поверхность, по которой можно сколько угодно и во всех направлениях передвигаться. Но стоит сделать шаг, и по пояс ухнешь в зловонную жижу. Все, что майор столько лет строил, все, что казалось ему таким незыблемым и прочным, развалилось от одного-единственного звонка. Три предложения в телефонной трубке, и вот он уже сидит, скрестив ножки, на пепелище. Стоило тратить жизнь на возведение этой башни, если, рухнув, она просто погребла его под своими обломками? Майор тянул непослушную руку к бутылке, наливал еще немного в чашку (стакана в отделе не нашлось) и отправлял омерзительную жидкость внутрь себя.
В кабинете успело совсем-совсем стемнеть. Бутылка успела почти совсем кончиться. На экране телефона значилось полторы дюжины неотвеченных звонков. А он впервые в жизни не знал, как станет жить дальше.
На самом деле отказаться он мог почти от всего, что имел. Он не очень высоко ставил деньги (нужно будет – заработает). Не держался за комфорт (какой в задницу комфорт при его-то образе жизни?). Его устраивало количество звездочек на погонах и размер той квартиры, в которую он ежевечерне возвращался. Ему казалось, что, как и каждого настоящего мужчину, его просто не за что ухватить. Слабых мест почти нет, а те, что есть, надежно прикрыты. И только сегодня утром он понял, что незащищенным осталось самое главное. Что он просто физически не сможет жить дальше, если не будет понимать, зачем ему это нужно. Что если отобрать у него смысл, то жизнь расползется в руках, будто сгнивший фрукт.
Для того, чтобы вскакивать каждое утро с постели и бежать заниматься повседневными делами, делищами, делишками и всем тем, чем он обычно занимался, ему нужно знать, зачем он все это делает.
А он больше не знал.
Возможно, потом он все-таки выключился. По крайней мере, того, как в кабинет зашла жена, не заметил. Он как раз напряженно размышлял, вернется ли все к тому, как было раньше, если застрелить этого чертова гуманитария? Всадить пулю в его наглую рожу и обнаружить, что мир снова прост и сияющ. Не исключено, что часть этих мыслей он пытался вслух обсудить сам с собой. Но, потянувшись за лежащим на столе пистолетом, задел бутылку, попытался ее поднять и тут как раз обнаружил, что жена сидит напротив, а на лице у нее большие солнцезащитные очки.
Упавшую на стол бутылку он все-таки поднял. Разлиться успело не очень и много. Он посмотрел на жену, потом посмотрел на бутылку, а потом попытался сообразить, почему на лице у его жены очки, а когда сообразил, то сразу же выпил, да только легче от этого ему не стало.
Жена сказала:
– Пойдем домой.
Голос у нее был тихий, едва слышный. Свет в кабинете никто так и не включил, ветер бросал в окна капли дождя, на столе перед ним лежал пистолет и стояла пустая бутылка, а жена говорила почти шепотом. Казалось, будто все это не взаправдашняя жизнь, а дурацкое черно-белое кино.
Он помолчал, а потом спросил:
– Ты спала с ним?
Фраза прозвучала ужасно. Еще сутки тому назад он ни за что не поверил бы, что станет спрашивать такое у собственной жены. Поэтому он тут же поправился и сказал «Зачем ты с ним спала?», и только договорив, понял, что этот вариант еще ужаснее.
– С кем с «ним»?
– Ты знаешь, с кем. Где ты была позавчера вечером?
– Дома. Ждала тебя.
– А в прошлую пятницу?
– Дома. Ждала тебя.
Жена сняла очки. Под ними обнаружился здоровенный синяк.
– А ты где был в эти дни?
– Я работал. Я делал все, чтобы мы жили лучше.
– Лучше? Иногда я забываю, как ты выглядишь. Что в такой жизни, как у нас, может быть «лучше»?
– Чтобы нормально жить, нам нужны деньги.
