Когда он был совсем маленьким, дома, на Волге, его бабушка по большим праздникам готовила студень. Стального оттенка трясущуюся массу, похожую на слизняка из фантастического кино. Она выставляла его на стол, и гости начинали закатывать глаза: ах, какая вкуснятина этот знаменитый бабушкин студень! Ему попробовать трясущуюся массу не хотелось ни разу, и ничего, помимо отвращения, глядя на студень, он, маленький, не испытывал.
Бабушка умерла больше десяти лет назад. Про ее студень он никогда не вспоминал. До самого сегодняшнего утра. Потому что, проснувшись сегодня, он прислушался к себе и почувствовал, что внутри у него все дрожит и трясется, так же, как когда-то дрожал на тарелке желеобразный бабушкин деликатес. И как унять эту дрожь, он не имел ни малейшего понятия.
– Что это?
– Похоже, вода.
– Вы тоже чувствуете? Откуда здесь вода?
Майор открыл глаза. И сперва ничего не увидел: свет в вагоне был выключен, вокруг стояла полная темень. Он на автомате достал из кармана мобильный телефон и взглянул, сколько времени. Часы на экранчике показывали «11–54». При слабом свете телефона он разглядел, что нависающие над ним двое мужчин смотрят куда-то себе под ноги, и тоже туда посмотрел. Весь пол вагона был залит водой. В темноте она казалась совсем черной.
Он не удивился, а просто задрал ноги повыше. Думать насчет того, откуда в вагоне вода, не было ни сил, ни желания. Судя по всему, вода прибывала: скоро он почувствовал, как она, холодная, налилась ему в ботинки. Только после этого он поднялся с сидения и внимательнее посмотрел на пол.
Пассажиры волновались. Кто-то светил вокруг мобильными телефонами, кто-то пытался щелкать зажигалками. В наступившей тишине все старались не разговаривать слишком громко, но в гуле голосов майор опытным ухом уже слышал отдельные истерические нотки.
– Позвоните машинисту. Здесь должна быть кнопка экстренной связи с машинистом. Что вообще происходит?
– Прекратите толкаться.
– Где эта чертова кнопка? Вы ее видите?
– Тут нет кнопки. Да уберите вы свой пакет. И прекратите толкаться.
Вода продолжала прибывать. Теперь она плескалась уже выше щиколоток. Жилистый мужичок, сидевший справа, с ногами забрался на сидение. Майор открыл было рот, чтобы велеть мужичку слезть, но тут в тоннеле послышался вой. Странный звук, который мог бы производить очень большой предмет неправильной формы, падающий с очень большой высоты… или, скажем, так могло выть с тоски какое-нибудь животное… где-нибудь ночью, в краях, которые никогда не освещаются солнцем… в общем, жуткий звук… особенно жуткий потому, что в петербургском метро неоткуда было взяться подобному животному.
В вагоне все замерли. Совсем рядом с майором что-то плюхнулось в воду, и он почувствовал, как брызги намочили ему брюки выше колен. Звук доносился откуда-то из тоннеля, позади состава, и постепенно приближался. Он начался так низко, что ухо почти не различало его, но постепенно забирался все выше… а потом еще выше… а потом так высоко, что почти исчез. Майор стоял, весь мокрый, и слушал.
(Что это?.. Что это, черт возьми, такое?)
А потом до него дошло. И он даже успел крикнуть: «Держитесь!» Но было поздно. Волна ударила в последний вагон и смяла его, будто пустую консервную банку, а предпоследний вагон развернула поперек тоннеля, и только поэтому сила удара не опрокинула весь состав целиком. Их вагон был вторым от начала, но даже в нем на пол посыпались стекла, а пассажиров сбило с ног и разметало. Сверху на майора рухнула тяжеленная тетка. Она была толстая, мягкая, но упала крайне неудачно, и он крепко приложился затылком об пол и успел нахлебаться залившей пол грязной воды. Вода вытекала из носу, и из ушей, и вообще отовсюду… или это была не вода, а кровь?.. черт ее разберет в этой темноте… подняться на четвереньки ему удалось только с пятой попытки, а что делать дальше, он не понимал. Просто стоял на четвереньках и мотал окровавленной головой.
Он, наконец, идентифицировал этот звук: где-то далеко вода прорвала стенки тоннеля и теперь обрушилась на их состав. Миллион тонн воды, несущейся по тоннелю со скоростью локомотива. Ей было не вырваться из тоннеля, этой воде, и выдавливая воздух, она просто сметала все на пути. Несколько лет назад они с женой ездили в круиз по Скандинавии и в Стокгольме ходили в парк аттракционов. Там на американских горках он уже слышал похожий вой. Вагонетки въезжали в пластиковую трубу, а потом, под визг девушек, выезжали наружу – все в водяных брызгах. Только в тот раз это было не всерьез, просто чтобы пощекотать туристам нервы. А здесь он стоял на четвереньках на полу вагона метро, вокруг была полная тьма, со лба на глаза стекала кровь (или все-таки это была вода?), и что делать дальше, он не имел ни малейшего понятия.
Где-то впереди послышался звон стекла. Майор поднял лицо и первое, что увидел: в том конце тоннеля был свет. Тусклый, такой, что не прочтешь даже крупно набранный заголовок газеты, но свет. Он попытался встать на ноги, чтобы броситься к этому свету, но снова упал, и кто-то наступил ему на поясницу. В голову почему-то пришла мысль о том, что плащ после всего этого будет не отстирать. Он снова попытался встать и хоть немного приблизиться к спасительному свету.
Поток воды, пронесшийся по тоннелю, буквально вытолкнул их вагон на станцию. Как оказалось, состав не доехал до нее каких-то метров сорок. В тоннеле потоку было тесно, зато, добравшись до станции, он умерил прыть, перестал крушить все, до чего дотягивался, и закрутился миллионом водоворотиков. В первом вагоне мужчины отжали двери вагона и уже повыскакивали на платформу. Все одновременно кричали, махали руками, задирали над водой портфели и сумки.
Вагон, в котором ехал майор, шел следующим, и в нем двери заклинило намертво. Наружу пассажиры стали выбираться через разбитые окна. Из рам торчали опасные осколки, но выдернуть их никто не догадался. Прямо перед майором мужчина в светлой куртке, высоко задирая коленки над водой, подбежал к окну, всем телом оперся о раму, чтобы перекувырнуться наружу, и куртка его тут же окрасилась в цвет крови, а мужчина вывалился наружу, будто кулек, – всем телом.
Позже майор так и не смог вспомнить, действительно ли он крикнул, чтобы все отошли в сторону, он сейчас вытащит осколки, или этот крик звучал только внутри его головы. Сзади напирали тяжелые и мокрые тела пассажиров. Он протянул руки к осколкам, но его тут же третий раз кувырнули, да так, что к окну было больше не подобраться. Единственное, что он чувствовал, это острые колени и локти. Они были везде и не давали ему ухватиться за осколки стекла, чтобы расчистить путь наружу. Он собирался, как обычно, всем помочь: сделать то, что умел, и спасти тех, кому нужна была его помощь, да только напирающие тела не желали быть спасенными. Они давили на него, заражали паникой, лишали сил и не давали сделать ничего.
«Бл…дь!» – закричал он что есть силы и больше не пытался вынуть острые лезвия. Забравшись на сиденье, он кулаками и локтями расчистил себе дорогу и просто выпрыгнул наружу. На надежную платформу. Туда, где он будет жив. А все остальные, копошащиеся, мокрые, охавшие, когда он бил их большими кулаками, остались внутри вагона.
