Дышали мы с миссис Бейкер тяжело, точно после стометровки. Она с трудом произнесла:
— Бегите за мистером Вендлери. Скорее.
Я побежал. Сначала по крышкам парт, потому что не жаждал снова испытать прикосновение крысиных лап. А потом пулей вылетел вон.
Школьному завхозу мистеру Вендлери я не сказал, зачем он нам понадобился. Просто привёл его в кабинет миссис Бейкер, а то бы он, чего доброго, вообще не пошёл.
В классе я залез обратно на парту, и мы с миссис Бейкер принялись наперебой рассказывать завхозу, что произошло. Глаза у него постепенно расширялись и округлялись всё больше. Наконец он кивнул и принёс из подсобки лопату, какой сгребают снег, и две метлы. Мётлы он выдал нам и велел:
— Гоните их с той стороны, а я буду караулить с лопатой.
— Гнать? — тупо повторил я.
— Только осторожно! — умоляюще сказала миссис Бейкер. — Чтобы не сделать им больно!
— Значит, гнать? — снова, уже понастойчивее, повторил я. Но меня никто не услышал.
— Я их не трону, — заверил учительницу мистер Вендлери. — Если они не тронут меня.
Он, кстати, как в воду глядел. Тронули.
Пока же мы с миссис Бейкер слезли с парт. На пол.
— Гнать, говорите? — спросил я в третий раз.
— Смелее, мистер Вудвуд, — ободрила меня миссис Бейкер.
Но вообще-то ни она, ни я особенной смелости не преисполнились. Просто тихонько двинулись к раздевалке с мётлами наперевес. А когда мы поняли, что надо тыкать мётлами в тухлые остатки еды, решимости у нас ещё поубавилось. Но мы потыкали. Потом мы потыкали в висевшие на крючках куртки и мешки с обувью — и из рукава куртки Дуга Свитека с писком выскочили крысы. К их когтям пристали уже сильно несвежие остатки не доеденной мною профитролины. Решимости у нас не осталось вовсе.
Крысы, истошно вереща, устремились на мистера Вендлери. Мы — следом.
— Ой!
Когда мы выскочили из раздевалки, завхоз уже забрался на парту Данни Запфера.
— Они там! — закричал он, тыча пальцем под батареи.
Но крысы не собирались сидеть там долго.
Сначала послышалось шипенье. Потом по стене зацарапали когти. А потом топот когтистых лап раздался уже наверху. Он доносился с потолка, из-за асбестовых плит. Крысы ушли в пространство между потолком и крышей. Только засохший кусочек пирожного валялся возле батареи.
— Я, пожалуй, схожу за мистером Гвареччи, — поспешно сказал завхоз.
Миссис Бейкер, которая за это время успела каким-то образом перебраться с парты на собственный стол, посмотрела на меня, потом на остатки пирожного, потом снова на меня и сказала вслед завхозу:
— Поскорее, мистер Вендлери.
И всё. Про пирожное ни слова.
Уж не знаю, в чём заключается её новая стратегия, но она не так уж плоха.
Вскоре на место происшествия прибыл мистер Гвареччи. Прибыл запыхавшись, поскольку ни директора школ, ни диктаторы небольших стран бегать не привыкли. Он осмотрел пустые клетки, заглянул в раздевалку и, наконец, приложил ухо к стене.
— Ничего не слышу, — сказал он.
Мы тоже давно не слышали никаких звуков.
— Может, убежали? — с надеждой проговорил мистер Вендлери.
— Вопрос в другом, — перебил его мистер Гвареччи. — Как крысы выбрались из клетки?
Ну какая ему разница? Как будто ответ на этот вопрос что-нибудь изменит.
— Я чистил клетку, — честно признался я.
— Это я виновата, — поспешно сказала миссис Бейкер. — Я напрасно позволила мальчику чистить клетку.
— Да, пожалуй, — согласился директор и задумчиво потёр подбородок. — Так или иначе… они на свободе… Но об этом никто не должен знать. Слышите? Пока… гм-м… беглецы не будут пойманы, об этом инциденте никто не должен знать. Никто, кроме присутствующих. — Мистер Гвареччи понизил голос и отчеканил: — Ни одна. Живая. Душа.
Так началась кампания «Гвареччи против беглецов».
Замечу кстати, что, когда Калибан и Сикоракса выбрались из клетки, я на самом деле говорил не «ай» и не «ой». И миссис Бейкер не ойкала. И мистер Вендлери тоже.
Мы употребляли выражения позабористей.
* * *
Не скажу, чтобы я так уж жаждал остаться с миссис Бейкер один на один. А пришлось. Потому что директор с завхозом ушли разрабатывать план.
До сих пор миссис Бейкер так ничего и не сказала про остатки пирожного. Но я понимал, что разговор этот она непременно заведёт, рано или поздно. Оказалось, не поздно и не рано, а сразу же. Как только за мистером Гвареччи и мистером Вендлери закрылась дверь, учительница скрестила руки на груди и, окинув меня задумчивым взглядом, сказала:
— Значит, вы так и не съели пирожное?
Я покачал головой. С видом вполне невинным.
— А притворялись, будто съели.
Я промолчал. Будущее компании «Вудвуд и партнёры» висело на волоске.
— Вы поступили мудро, пирожные оказались невкусные.
Садитесь.
Вот и всё. Честное слово! Больше она к этой теме не возвращалась.
Я уже хотел слезть с парты и сесть по-нормальному, но вспомнил, что это опасно, и принялся озираться.
— Мистер Вудвуд, спускайтесь, — нетерпеливо потребовала миссис Бейкер.
Меня так и подмывало напомнить ей, что сама она до сих пор стоит на собственном учительском столе, но раз уж У компании «Вудвуд и партнёры» снова появились шансы, я не стал рисковать.
Чтобы подать мне пример твёрдости и решительности, миссис Бейкер, оглядевшись, перебралась на стул и боязливо спустила на пол сначала одну, а потом и другую ногу.
— Ну, идите на место, — повторила она.
Потом она выдвинула самый нижний ящик стола и достала оттуда ещё одну толстенную книгу, уже не с зелёной, а с чёрной обложкой. Сдув с неё паутину, она подошла к моей парте и положила этот кирпич прямо передо мной. От книги пахло пылью и плесенью.
— Сочинения Уильяма Шекспира, — объявила миссис Бейкер. — Пища для души и ума, если таковые имеются. Открывайте пьесу «Венецианский купец».
Я открыл.
Поджимая ноги, мы с ней попеременно читали эту пьесу до конца учебного дня. Буковки там мелкие-мелкие, глаза сломаешь, а иллюстрации совсем дурацкие: нелепые человечки в картинных позах — ручки подняты вверх, ладошки разведены в стороны, вроде распустившихся цветочков. А наряды-то какие нелепые! В таком виде и на люди стыдно показаться!
Самое интересное, что стратегия миссис Бейкер всё-таки не сработала. Она ведь хотела меня уморить этим Шекспиром, хоть и прикидывалась, будто это не так. Но ничего у неё не вышло. «Венецианский купец» оказался неплохой вещицей, нескучной.
