Но миссис Сидман принялась за дело всерьёз — возможно потому что шёл только первый год её директорства, — и приготовила для нас Мотивацию с большой буквы.
— Поскольку мы с вами живём так близко от Нью-Йорка, Камильская средняя школа — вполне возможная цель для Советского Союза, если они вздумают сбросить на Америку атомную бомбу, — сказала она. — Сегодня же начинаем учения. Как только прозвучит сирена, прошу всех действовать согласно правительственной инструкции для гражданских лиц на случай атомного взрыва. Нам пристало быть готовыми к такому повороту событий.
— Нам пристало… — задумчиво повторил Данни. — Что пристало? Куда пристало?
— «Нам пристало» — означает «нам следует», мистер Запфер, — пояснила миссис Бейкер. — Например, если ученик хочет на уроке задать вопрос, ему пристало поднять руку. А теперь попробуйте образовать от этого глагола причастие.
Нет, всё-таки учителя неисправимы.
Вряд ли советский лидер Леонид Брежнев в тиши своего кабинета в Кремле только и мечтает о том, как бы сбросить атомную бомбу на Камильскую среднюю школу. В это никто из нас не верит. Тем не менее, когда в конце учебного дня взвыла сирена, нам стало жутковато. Миссис Бейкер вскочила и захлопала в ладоши, чтобы мы поскорее выполнили инструкцию, то есть залезли под парты. Глаза у неё стали почти квадратными, но я видел, что она сдерживается, выполняет мои советы. Никаких разговоров! Прикрыть руками голову! Абсолютная тишина! Дышать тихо и глубоко! Ага, именно так: тихо и глубоко. Представляете, в Белом доме думают, что мы враз разучились дышать, и написали в инструкции, как это делается! Когда все мы наконец устроились под партами — а заняло это довольно много времени, потому что Мирил не хотела садиться на пол и прошлось искать, что подстелить, — миссис Бейкер выполнила свою часть инструкции: открыла дверь класса, зашторила все окна, выключила свет и принялась ходить по рядам, меж парт.
Клянусь, глаза у неё теперь точно были квадратные.
Если ты сидишь под партой, скрючившись в три погибели, прикрываешь руками голову и стараешься дышать тихо и глубоко, очень скоро на ум тебе приходят три соображения:
1. Твой позвоночник не приспособлен для выполнения этой инструкции.
2. Надо срочно, просто-таки немедленно вытянуть ноги, иначе они затекут, онемеют и ты разучишься ходить. Возможно, даже навсегда.
3. Тебя вот-вот вырвет, потому что ты смотришь на парты снизу, а Данни целый год лепил к днищу своей парты изжёванные жвачки, и они там теперь висят гроздьями, как серые осиные гнёзда.
Тем не менее мы честно высидели положенные по инструкции восемнадцать минут, за которые ветер должен выдуть из класса первую волну радиоактивных частиц, облако раскалённого воздуха должно рассосаться, ядерный гриб должен перестать разрастаться и всё живое в окрестностях должно сгореть — кроме нас. Потому что мы всё это время просидели, скорчившись под партами, прикрывая головы руками и дыша по инструкции. Тихо и глубоко.
Мы вылезли, когда в класс заглянула миссис Сидман и сказала, что всё у нас получилось замечательно и скоро мы будем готовы к бомбёжке.
Что ж, звучит утешительно. Даже обнадёживающе. Брежнев там, в Кремле, наверно, перепугался. Ведь теперь ему не застать нашу школу врасплох.
На самом деле в те дни многие нуждались в утешении. Особенно восьмиклассники, «товарищи по команде», которые приняли своё поражение в Салисбери-парке очень близко к сердцу. То есть сборная-то наша выиграла, мы обогнали всех остальных спортсменов из всех остальных школ. Мистер Кватрини даже отменил две тренировки подряд — по случаю победы. Фотографию всей команды, с кубком, поместили в «Городской хронике». Что, спрашивается, им ещё надо?
Оказывается, много всего надо.
«Товарищам по команде» надо, чтобы ты открыл свой шкафчик в спортивной раздевалке — и оттуда вывалилась вся твоя одежда. Измазанная кремом для бритья. И кеды без шнурков. Или, наоборот, со шнурками, но завязанными на столько узлов, что за весь день не развяжешь. Ещё им непременно надо закинуть твои спортивные трусы на балку под потолком спортзала. Или намочить их — хоть отжимай. Причём вовсе не водой из-под крана. Разберите слово «намочить» по составу и сами всё поймёте.
Похоже, к восьмому классу с людьми что-то случается. И все они становятся придурками. Словно в каждом просыпается ген брата Дуга Свитека.
Может, именно это и случилось с Гамлетом, принцем датским? У него и имечко странное, похоже разом на «омлет» и на «галету», и с мозгами явно непорядок. Неужели не ясно, что, если отец потрудился встать из гроба и рассказать тебе, что он не сам умер, а убит, пристало как-то реагировать? Кстати, в этом значении от этого глагола причастие образовать нельзя. Потому что «пристающий» и «приставший» — совсем про другое.
Так или иначе, восьмиклассников в эти дни я сторонился, а на тренировке бежал сзади, на почтительном расстоянии. Плеваться они, правда, прекратили, но вздумай я их обогнать, на дороге наверняка остался бы мой окровавленный хладный труп.
Однако печаль и ярость «товарищей по команде» ничто в сравнении с печалью и яростью, которые обуревали в те дни моего отца. Он тоже нуждался в утешении — после того, как третьего мая прочитал в «Городской хронике» заметку под заголовком:
Наши архитекторы реконструируют
СТАДИОН КЛУБА «ЯНКИЗ»
в Нью-Йорке
Думаю, вы уже поняли, что в заметке речь шла не о компании «Вудвуд и партнёры», а о компании «Ковальски и партнёры». В заметке встречались слова «многомиллионный заказ», «взаимные обязательства на три года», «всенародная слава», а главное:
В 1968 году Ковальски — самый вероятный кандидат на звание «Бизнесмен года», которое ежегодно присуждается городской Коммерческой палатой.
Да, на этом фоне заказ на здание Камильской средней школы — сущая безделица.
Несколько дней мы ужинали в полной тишине. Отец — уткнувшись взглядом в тарелку с бобами.
Однажды сестра не выдержала и сказала:
— Между прочим, лабораторные крысы, которых кормили только бобами, уже сдохли. Так что мы — на очереди.
— Вот видишь! — оживился отец. — Ты вполне способна расширять свои знания и без Колумбийского университета. И это замечательно. Никто в здравом уме и твёрдой памяти в Колумбийский университет теперь не поступает. Он вообще скоро закроется, потому что студенты там только митингуют, учиться им недосуг. Топчутся на улице, скандируют лозунги, вместо того чтобы работать и упорным трудом зарабатывать на жизнь.
— Как только окончу школу, сразу подам документы в Колумбийский университет, — твёрдо сказала сестра.
— Ты подашь туда документы, когда рак на горе свистнет! Когда… когда бобы по небу полетят! — Отец взбесился.
И тут сестра наглядно продемонстрировала, что бобы полететь могут, если не по небу, то хотя бы по кухне. Её тарелка просвистела возле самого моего лица и врезалась в стоявший в углу макет будущей школы.
