Классик диверсионной работы. Изучал его деяния в академии, так что — польщен, крайне польщен…
Я свалил свою ношу в угол и сел сам. Поспешно натянул респиратор. Но, кажется, и сквозь все фильтры пробивался незабываемый запах.
— Она приходит в себя, — сказал Вася.
— Меня не интересует, кто вы, сколько вас и каковы ваши цели, — сказал капитан. — Просто постарайтесь понять, что вы уже проиграли. Ракеты заминированы. Достаточно одного неловкого движения, и все взлетит на воздух. Мои люди контролируют ситуацию. Я представляю здесь контрразведку округа и готов дать любые гарантии, что все вы будете в целости и сохранности доставлены туда, куда пожелаете. Хоть на Каймановы острова. Вы меня поняли? Если поняли, кивните.
Кивок. В глазах, однако, только ненависть.
— Выньте кляп, прапорщик.
Развязываю тесемки, выдергиваю мячик. Громкий чпок, как при откупоривании бутылки.
— Боже, — хрипит она, — Боже, Боже… Как вы сюда попали? И… где Шмель?
— Ваш спутник?
— Да. Где он?
— Мертв.
— Вы… убили его? Вы? Господи, что же… да вы все ногтя его не стоите, ногтя!
Что же вы наделали, сволочи! Теперь все пропало, вот теперь все по-настоящему пропало…
— Замолчите. И — быстро: кто вы? Откуда? Гепо? Курои-тебукуро? Си-ай-эй?
— Что? А… Нет. Это неважно. Подождите… да помогите же мне встать.
— Нет, леди, вам придется встать самой. Я не хочу давать вам шанс. Если это вы разобрались с теми, в коридоре…
— Да, я! И с этими ублюдками тоже! Я и Шмель! У нас уже все было в руках, все сделано, и вдруг ниоткуда, из ничего возникают три дебила…
— Врете, леди. У вас не было в руках того оружия. Есть кто-то третий? И — повторяю: кто вы?
— Я не смогу объяснить быстро, а на подробности нет времени. Ладно… — она тяжело поднялась. Левая сторона лица ее покраснела и оплыла, глаз уже не смотрел. У Васи хорошо поставлен удар… — Нет никого третьего. Просто внизу живых не осталось. Вот Шмель и бросил алебарду. Чтоб не мешала. А в «Брабеце» кончились патроны… Дура, надо было догадаться, что какие-нибудь козлы про сочатся в щели. Не догадалась. Все. Та-ак… — нагнулась над пультом, капитан сделал мне знак: не мешай. — Ни черта не выйдет. Тополь запустил программу. До первого пуска тридцать четыре минуты, до второго — час двадцать. Хотела бы я знать, где он взял коды…
— Это как раз можно выяснить, — сказал капитан. — Но сейчас нам нужны коды отмены.
— Нам много чего нужно…
— Вы их знаете?
— Откуда? Откуда я, ебена мать, могу знать это? Никто не удосужился мне их сообщить…
— Зден Рышардович, — перебил ее капитан. — Попробуйте что-нибудь сделать.
Я уже думал вовсю. Мозги военных кибернетиков устроены одинаково, и нет разницы, как называется то, на чем (или над чем) они работают: вычислитель, компутер, рикона хако или «курильщик» (который на самом деле, конечно, «счетное-автоматическое-универсальное-помогающее-одно-устройство»; просто аббревиатура звучит как «курильщик» и пишется почти так же: RAUHER). С военными вычислителями мне регулярно приходится иметь дело, и не могу сказать, что я хотя бы раз получил от этого удовольствие. Тупые и упорные в своих намерениях машины, такие же программы… чего, впрочем, не скажешь об авторах программ. Будем хотя бы справедливы.
Так. Все забыли. Нигде никого и ничего нет.
Сам вычислитель, надо полагать, для нас сейчас недоступен. Он или под полом, или за стеной, за бронированной дверью… а даже если и под пультом (я слышал, есть такие маленькие) — прикасаться к нему опасно. По самым очевидным причинам. Если вывести из строя центральный вычислитель или прервать его связь с ракетами, те переходят полностью на автономный режим. Я не знаю, какая именно у них программа, но вполне может статься, что параноическая. То есть — вплоть до самоподрыва. Поэтому забудем о вычислителе. Перед нами пульт. Девяносто шесть клавиш. Американский стандарт. На наших сто девять. Явный перебор. Зеленый экран, по которому бегут два ряда белых чисел. С пульта отдается команда на маленькие и еще более тупые вычислители самих ракет.
Коды вводятся просто нажатием клавиш. А могло бы — с помощью перфокарт. Вот было бы весело…
Думай, обезьяна.
Тополь — террорист — знал коды запуска. По идее, их мог знать только президент.
И начальник штабов. Даже наш знакомец, командующий базой, знать их не должен. В действительности, конечно, их знают несколько десятков человек — всякие техники, программисты, криптографы…
Не о том думаешь.
Да. Это коды пуска. Коды пуска совершенно секретны. Но коды отмены должны знать и на базе. Из самых общих соображений. Уж этот хренов генерал — точно…
— Господин капитан! А не попробовать ли нам позвонить американскому президенту и прямо у него спросить коды отмены пуска? — 3-зараза… поймет ли он мой английский?
— Я могу перевести.
— Ну так звоните сами, — сказал капитан с каким-то непонятным облегчением.
Красная трубка в гнезде. Судя по весу и прохладности — металл. Никаких кнопок — зуммер в наушнике должен звучать сразу. Горячая линия.
Тишина.
— Связи нет, — сказала наша… пленная. — Тополь велел перерубить кабель.
— Перерубить? Когда?
— Рано утром. Почти сразу.
— А с кем же тогда?.. — капитан замолчал. Все было и так предельно ясно — с кем.
С дядей Федей… — Вообще какая-нибудь связь с внешним миром оставлена? Радио?
— Думаю, что нет. Тополь — он… был… сумасшедший. Ему казалось, что… что по телефону или по радио можно отдать такой приказ… ну, которому человек не в силах сопротивляться. Он всегда уничтожал все линии связи.
— Которая ракета стартует первой? — спросил я. — Та, к которой вы шли? Где мы вас взяли?
— Да.
— Ну, что ж… Даже если ничего не получится, она взорвется, когда заработают двигатели. Вряд ли американцы такие идиоты, чтобы не обеспечить защиту боеголовки при аварийном старте… — это я говорю только для того, чтобы успокоить себя. Чтобы перестали дрожать руки. Хотя, скажите мне, какая разница — сгореть в атомном пламени или в керосиновом? Или как там называется эта дрянь, что налита в баки? Но вот поди ж ты…
Все, меня нет.
Думай, обезьяна, думай…
Двадцать пять минут.
— На что вы рассчитывали? — спросил капитан где-то вдали.
— Шмель намеревался вскрыть компутер ракеты и перепрограммировать его. Он знал, как это делается.
На это нет времени, подумал я. Пожалуй, ни на что уже нет времени. Даже чтобы удрать…
Будем надеяться, что просто рванет топливо.
