И между прочим – только не подумайте, что я хвастаюсь, – знаете, какой у нас Лил получился отчет? Скажу одно: когда мистер Феррис его увидел, он сразу пустил Клариссу качаться.
Но тупая левая нога Большеклювого Тупика никак не выходила у меня правильно. Она все время выглядела так, как будто была перед водой, а не внутри.
Я корпел над ней все выходные, когда поблизости не было моего брата (а он часто где-то пропадал) и когда поблизости не было отца (а он всегда где-то пропадал). Я даже показал ее матери, но в таких делах на матерей рассчитывать нельзя, потому что правды от них не дождешься. Они только и будут твердить, что все у тебя прекрасно, и что ты настоящий художник, и что они не могут понять, откуда у тебя такой талант, поскольку больше в твоей семье никто не рисует.
Но эта дурацкая нога все равно не получалась.
В воскресенье вечером мы с матерью съели четыре размороженных гамбургера и большую миску итальянского салата с макаронами, а потом я решил, что мне необходимо вдохновение – без него ведь не удавалось обойтись еще ни одному художнику. Я спустился в подвал, взял там куртку Джо Пепитона и надел ее. Потом вернулся к себе наверх, раскатал лист и попытался утопить эту ногу в воде, потому что художник, как вы, наверное, помните, должен уметь создать впечатление глубины.
И у меня стало потихоньку получаться. Честное слово.
Но вдруг домой притащился брат. Он сразу поднялся по лестнице и вошел в нашу комнату. Первыми его словами были: «Чего это ты сидишь в куртке, когда…», – но тут он увидел моих Большеклювых Тупиков и загоготал, потому что уж он-то никогда в жизни не поймет, что такое порядочный рисунок, даже если взять его за шиворот и ткнуть туда носом, и схватил мой лист, потому что он последний урод, и снова загоготал и сказал: «Ты что, даже ногу не можешь нормально нарисовать? У нее такой вид, как будто она под водой», – а потом порвал лист и сказал: «Боюсь, тебе придется начать все сначала», – и разбросал клочки по моей кровати, потому что так обычно поступают люди с ярко выраженными криминальными наклонностями.
Потом он ушел, все еще посмеиваясь и даже не заметив, что на мне куртка Джо Пепитона, – вот придурок, – хотя я, конечно, был этому только рад, потому что сегодня все висело на волоске. Тогда я опять спустился в подвал и спрятал ее туда же, под лестницу.
И знаете что?
Я улыбался. Никак не мог удержаться и улыбался до самых ушей.
Если вы внимательно меня слушали, то сами поймете почему.
* * *
А в первую неделю октября, после того как мистеру Макэлрою надоели варварские орды Древней Руси (а может, у него просто кончились про них диафильмы, так что мы отправились через Великую стену в Китай), после того как миссис Верн наконец вызвала меня, когда я поднял руку, и я ответил правильно (это не для хвастовства), что отрицательный в этом примере икс, а не игрек, после того как я снова незаметно перебежал к Одетым и тренер Рид никак не мог понять, почему его система деления на команды не работает и какой паршивец пытается что-то отколоть на его уроках, – после всего этого наступила суббота, я разнес заказы и отправился в Мэрисвилльскую бесплатную публичную библиотеку рассказать мистеру Пауэллу, что я наконец понял, как создать впечатление глубины. Когда я вошел, миссис Мерриам посмотрела на меня сквозь свои дурацкие очки на цепочке.
– Он на совещании, – сказала она.
– А когда он придет? – спросил я.
– Он на совещании. Больше мне ничего не известно. Я что, следить за ним должна? Видимо, мне придется составлять все каталоги самостоятельно, так я понимаю.
Я пошел наверх к Большеклювым Тупикам. Может, пора было дать им какие-нибудь имена, потому что у меня было такое чувство, как будто мы с ними знакомы уже очень-очень давно.
Но они исчезли. Точно так же, как и Полярная Крачка.
На этот раз книга была открыта на птице, которая умирала. Она умирала по-настоящему. Думаете, я вру? Большую часть картины занимало ее крыло, торчащее прямо вверх. Все перья у нее были расправлены, и вы сразу видели, как тщательно Одюбон их нарисовал – три ряда длинных и темных перьев с белыми кончиками. Легко было представить себе, как по ним мог бы скользить ветер. Они были такие красивые, что вы первым делом смотрели на них.
А потом замечали второе крыло – сломанное.
А потом вы смотрели на живот птицы, покрытый темными перьями, из которого сочилась густая красная кровь.
А потом замечали, где лежит эта птица – в луже крови.
А потом вы смотрели на птичью голову. И после этого не смотрели уже больше ни на что.
Чтобы спасти эту птицу, я отдал бы куртку Джо Пепитона.
Клюв у нее был раскрыт, и из него высовывался длинный острый язычок. Она кричала, потому что из нее лилась кровь. Голову она запрокинула назад, как будто хотела в последний раз посмотреть на небо, куда ей больше никогда не взлететь. А ее круглый глаз говорил вам, что она знает: все пропало, и спасения уже нет.
Это была страшная картина, и я не мог от нее оторваться.
Я все еще смотрел на нее, когда услышал, как пыхтит на лестнице мистер Пауэлл. Значит, совещание кончилось. Он подошел к птице и снял очки, чтобы протереть глаза. (Между прочим, он перестал носить свои очки на цепочке, потому что я наконец сказал ему, как глупо это выглядит.)
– Мистер Пауэлл, – сказал я, – она умирает… – как будто это надо было объяснять.
Он кивнул и надел очки обратно.
– Так Одюбон добывал свои образцы, – сказал он. – Тут он почему-то решил нарисовать чайку в том виде, в каком она была, когда он ее подстрелил. – Он оперся руками на витрину.
– А что случилось с тупиками? – спросил я.
– Я хотел бы, чтобы теперь ты поработал над этой чайкой, – сказал он. – Видишь, как Одюбон использовал здесь сочетание своих прежних приемов? Из-за расправленного крыла птица кажется неподвижной, как Большеклювые Тупики. Но нижняя часть ее туловища находится в движении, как Полярная Крачка.
– Не совсем в таком, – сказал я.
– Да. Не совсем.
– Так что случилось с крачкой? И с тупиками?
– А ты заметил, что он оставил пространство позади крыла чайки белым и пустым? Он не хочет, чтобы внимание зрителя отвлекалось от этого расправленного крыла.
– Он даже не хочет создавать впечатление глубины.
– Не хочет, – сказал мистер Пауэлл.
– И мы увидели бы это, если бы сравнили тупиков с этой чайкой.
Мистер Пауэлл кивнул.
– Так давайте сравним?
