Мой отец мог рассказать вам и это, и еще много чего другого, потому что однажды он даже встречался с Бейбом Рутом. Он пожал Бейбу руку и угостил его пивом, а Бейб подмигнул ему и сказал: «Да ты отличный парень!»
Лучше Бейба Рута для отца никого не было.
А еще Эрни Эко сказал, что призом за победу на викторине будет мяч, подписанный кем-то из «Янкиз». Возможно – так сказал Эрни Эко, – даже самим Бейбом.
Вот почему мы все отправились на Ежегодный осенний пикник для всех работников Бумажной фабрики Балларда – потому что мой отец хотел выиграть мяч, подписанный Бейбом Рутом.
Просто блеск.
Мне пришлось доставить все субботние заказы поскорее, что было нетрудно – как вы, может быть, помните, – поскольку не всем известны основные принципы физики. Миссис Мейсон вообще не заказала пончиков. У мистера Лефлера не перегорело ни одной лампочки. Дети миссис Догерти играли наверху, когда я пришел. А миссис Уиндермир даже не заглянула на кухню.
Честно говоря, мне хотелось бы, чтобы по крайней мере дети Догерти были…
Ну и что? Что с того? Я не придурок.
В общем, никто на моем месте не мог бы вернуться быстрее, чем я, хотя и это оказалось недостаточно быстро – угадайте, для кого.
* * *
Погода стояла замечательная, и как-то чувствовалось, что таких осенних деньков осталось уже совсем немного. Солнышко припекало, словно думало, что на дворе по-прежнему середина лета и до ноябрьской хмари еще добрых несколько месяцев. По голубому небу медленно и лениво, как на каникулах, плыли редкие белые облачка. Трава была теплая и пахучая, как в апреле, но деревья не забыли, что сейчас уже октябрь. Они все полыхали огнем, и птицы в их разноцветных листьях допевали свои последние песни. Нагретый воздух дрожал над каменными стенами, а гранит искрился.
– Какой чудесный день! – сказала мать.
Отец ничего не ответил. Наверное, думал про Бейба Рута.
Ежегодный осенний пикник для всех работников Бумажной фабрики Балларда всегда проводился на озере Мэрис, но поскольку мы приехали поздно, нам пришлось оставить машину примерно за милю оттуда – и все потому, сказал отец, что я не разобрался вовремя со своими заказами. Правда, мы бы и без этого опоздали, сказал он: нашему Дугго хоть скипидару под хвост плесни, он все равно будет ползать, как черепаха. Но даже сюда доносился запах жареной курицы – мы почуяли его, едва вылезли из машины. А еще услышали крики и веселый гам. Когда мы шли к озеру, люди вокруг махали руками и окликали друг друга, а потом они помахали нам, и какие-то женщины подошли к матери знакомиться, взяли ее за руки и повели знакомить с кем-то еще, потому что этот кто-то тоже жил совсем недалеко от нас, и разве не ее они видели этой осенью в церкви Святого Игнатия?
Отец и мы с братом пошли мимо длинных столов, и кто-то окликнул нас, и отец буркнул что-то в ответ, а потом этот кто-то порылся в куче пакетов, вытащил два и подозвал меня с братом и отдал их нам.
В пакетах были часы «Таймекс». Думаете, я вру? Настоящие часы «Таймекс» с секундной стрелкой и настоящим кожаным ремешком, с числами до двенадцати и числами до двадцати четырех, чтобы можно было узнать точное время суток. Часы «Таймекс». Подарок от Бумажной фабрики Балларда.
Брат посмотрел на меня. А я – на него.
Даже между теми, кто терпеть друг друга не может, иногда – хотя это длится не больше секунды – возникает полное взаимопонимание. Он улыбнулся, я тоже, и мы оба надели свои часы и стали смотреть, как бегут их секундные стрелки.
У моего брата эти часы были первые в жизни.
И у меня тоже.
Отец поглядел на наши запястья.
– У вас скоро кожа от металла позеленеет, – сказал он. – Вот увидите.
* * *
Я и не знал, что на Бумажной фабрике Балларда работает столько народу. Здесь собрался чуть ли не весь Мэрисвилл. Недалеко от нас играли в волейбол, и никто даже не пытался вести счет.
В другом месте играли в бейсбол, мужья против жен. Думаю, вы сами можете себе представить, как это было смешно. Отец стоял неподалеку с Эрни Эко – они ухмылялись и отпускали разные шуточки.
Примерно человек десять метали подковы, и оттуда доносились такой звон и крики, как будто занятия умнее и придумать нельзя – хотя для этих придурков, наверное, так оно и было.
Я пошел к озеру, где по случаю жары купалась целая куча ребят (чего я решил не делать сами знаете почему), – примерно восемь пар затеяли сражение, сидя друг у дружки на плечах, а еще кто-то просто нырял с чужих плеч, и там был Джеймс Рассел, который помахал мне, чтобы я шел к ним, но я покачал головой, и он кивнул.
И надо всем плыл запах жареной курицы, и потрескивал жир, капающий в костер, и дымок стелился над бейсбольным полем, и над метателями подков, и над волейболистами, до самых столов, накрытых чистыми белыми скатертями, где женщины – включая мою мать – расставляли миски с салатами, и блюда с булочками, и кувшины с розовым лимонадом, и тарелки с вареной кукурузой, от которой валил пар, и новые миски с салатами, пока весь остальной народ не начал перебираться с бейсбольного поля поближе к ним, а потом один из поваров около грилей крикнул: «Готово!», и тогда все подтянулись еще ближе и выстроились в очередь, и повара притащили огромные подносы с горами жареных куриц, и в теплом голубом воздухе разнесся просто потрясающий запах, и я посмотрел на маму, которая улыбалась во весь рот, словно вернулась домой после того, как долго-долго где-то пропадала.
А первым в очереди оказался мой брат. Ну надо же, какая неожиданность.
Но это ничего не значило, потому что даже если бы здесь собрались все жители города Мэрисвилла в полном составе, они и то не смогли бы съесть такую прорву еды. Все было как в сказке: стоило опустошить тарелку, как она тут же куда-то исчезала, а вместо нее точно по волшебству появлялась другая, еще полнее. И жарилось еще больше куриц, и дымились чаны с вареной кукурузой, а потом в очередь прибежали ребята с озера, мокрые с головы до ног, и все они вопили, что нечего запрещать им обляпываться едой, раз они все равно скоро опять вернутся в воду, а потом все так объелись курицы, салатов и кукурузы, что стали пробовать сесть поудобней, держась за живот, а потом на лужайку выкатили большие алюминиевые тележки, и все дети помчались к ним и полезли внутрь за фруктовым льдом, и клубничными пирожными, и вафельным мороженым, и Джеймс Рассел схватил меня за руку и крикнул: «Бежим!», и я тоже побежал и достал оттуда эскимо в апельсиновой глазури.
Эскимо в апельсиновой глазури! Знаете, как это вкусно в яркий осенний день, когда ты наелся до отвала жареной курицы и твоя мама смеется по-настоящему, как смеялась когда-то давным-давно, и ты вдруг замечаешь, что твой отец держит ее за руку, чего не бывало ни разу за последние сто, а может, и двести лет?
