– Конечно, понимает, – сказала мама. Она зашла отцу за спину и обняла его за грудь. А он положил ладони ей на руки.
– А еще я уверен, что у него потрясающая семья и он не хотел причинить вред никому из своих близких. Уверен, что теперь он понимает: они ему нужнее всего на свете.
– Да, – сказал отец. – Понимает.
Мистер Догерти кивнул.
– Еще раз извини, Кристофер. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь…
– Спасибо, – ответил Кристофер.
– Увидимся в субботу, Дуг.
– Ага.
Он повернулся и ушел. И знаете что? Дом стал просторней. Думаете, я вру? Как будто сам мистер Догерти вышел, а его огромность осталась, и у нас появилось больше места.
А еще знаете что? Наш дом перестал быть Дырой. Теперь он казался… не знаю. Может, я просто придурок.
Мы все опять сели за стол. Посмотрели на свое холодное пюре и холодные котлеты. И всем вдруг захотелось есть. Мы так набросились на еду, как будто просидели голодные целую неделю. Особенно Кристофер – и вы, наверное, можете догадаться почему. Все ели и смеялись над тем, как быстро мы едим, и ели еще быстрее, вилки с пюре так и летали, и Лукас рыгнул, а потом и Кристофер, а потом и я, а потом и отец.
А когда на столе больше не осталось еды, отец откинулся на спинку стула, и оглядел нас всех, и спросил:
– Скажите честно, видели вы что-нибудь прекрасней этой орхидеи?
Я посмотрел на маму.
Ах, какая улыбка.
Июньская.
А потом отец тоже посмотрел на маму.
– Я видел, – сказал он. – И сейчас вижу.
* * *
Когда я пришел в Среднюю школу имени Вашингтона Ирвинга на следующее утро, меня ждал директор Питти. Он велел явиться к нему в кабинет после урока мистера Барбера – мистера Макэлроя уже предупредили, что я опоздаю на всемирную историю.
– И не вздумай улизнуть, – сказал он. С улыбкой.
Когда я к нему явился, мне не пришлось, как обычно, ждать полчаса перед кабинетом. Дверь была открыта, а директор Питти стоял за ней и смотрел в коридор. Угадайте, что он уже снял со стены и прислонил к столу. Попробуйте, угадайте.
Но первым, что сказал мне директор Питти, было:
– Я прошу у тебя прощения. Я был неправ. Я ошибался во многом и сожалею об этом. – Он протянул мне руку, и я ее пожал. Потом он показал на Бурого Пеликана. – Теперь он твой.
Я кивнул.
– Мне всегда казалось, что он выглядит…
– Благородно, – сказал я.
– Мне это слово в голову не приходило, но теперь, когда ты его произнес… – Он посмотрел на Бурого Пеликана. – Пожалуй, что так.
– Точно, – сказал я. – Он благородный.
– Если хочешь, я отвезу его в библиотеку, – предложил он.
– Лучше я сам, – сказал я.
Он кивнул. Потом опять стал разглядывать Бурого Пеликана – и разглядывал, наверное, целую минуту.
– Знаешь что, Свитек, – сказал он, – я не помню, чтобы говорил это другим ученикам, но тебе скажу. По-моему, после школы ты сможешь отправиться туда, куда захочешь.
Ах, этот пеликан. Такой спокойный, как будто все, что ему надо – это смотреть на мир.
– Спасибо, – сказал я.
– А теперь тебе пора на урок к мистеру Макэлрою. Птица будет ждать тебя здесь.
Я шагнул к двери.
– И еще, Свитек, – сказал директор Питти.
Я обернулся.
– Спасибо за то, что ты сделал для тренера Рида.
– Я не знаю…
– Директор Питти поблагодарил тебя, – сказал он. – А теперь иди.
И я пошел.
Знаете, как себя чувствуешь, когда выходишь из кабинета директора, зная, что скоро вернешь на место часть кое-чего, и директор только что сказал тебе спасибо?
Знаете, как себя чувствуешь, когда директор минуту назад сказал тебе, что ты сможешь отправиться туда, куда захочешь?
Ты чувствуешь себя так, как будто летишь на «Аполлоне-11» и впереди показалась Луна.
Вот как ты себя чувствуешь.
* * *
В субботу, после доставки заказов, я отнес Бурого Пеликана в библиотеку. Я пришел туда позже, чем обычно, потому что миссис Мейсон нагрузила меня тремя хостами и пятью большими папоротниками «для садика твоей мамы». Когда я сказал ей, что у мамы его нет, она ответила: «Так будет, милый, – сейчас же июнь!»
У мистера Лефлера возникла та же идея. Он нагрузил меня тремя горшками с майораном – без этого растения, сказал он, не может обойтись ни один садовод.
Даже миссис Догерти решила, что моей маме необходим свой садик. Она вырыла для нее куст спиреи ростом с Бена и завернула его в холстину.
А миссис Уиндермир? Видно, она тоже что-то прослышала. Пять кустов желтых роз.
Знаете, сколько надо времени, чтобы отвезти все это домой?
Знаете, как обрадовалась моя мама?
Когда я вернулся со спиреей, она уже успела посадить хосты, папоротники и майоран, а когда я вернулся с желтыми розами, она уже успела посадить спирею. Думаете, я вру?
Вот почему я опоздал в библиотеку.
Но мистер Пауэлл ни капли не огорчился. Он откуда-то узнал про Бурого Пеликана и заранее открыл «Птиц Америки» на нужной странице. Мы положили его туда вместе.
– Еще только одна, – сказал мистер Пауэлл.
Но я знал, что нам никогда ее не найти. Анонимный коллекционер за границей.
Я покачал головой.
– В этой книге всегда будет не хватать одной птицы, – сказал я.
Мистер Пауэлл покачал головой.
– Не уверен, – сказал он.
– Почему? – спросил я.
* * *
В тот же день после обеда я закончил свою Полярную Крачку. Она была прекрасна. Она неслась к воде, потому что ей так много надо было найти! Под ней бежали волны, и на них уже появлялись барашки, но вы понимали, что у нее все будет нормально. Ей столько надо было сделать! Столько увидеть! Она собиралась отправиться туда, куда захочет. И знаете – она была не одна. Если бы вы могли посмотреть на эту картину так, как смотрел на нее я, вы увидели бы вокруг целую стаю полярных крачек, летающих над волнами. И это было впечатляюще. Думаете, я вру?
А после того как я закончил, мистер Пауэлл снова открыл «Птиц Америки». Он положил мой рисунок туда, где не хватало одюбоновской Полярной Крачки.
– На свете нет ничего совершенного, – сказал он. – Но мне кажется, что в этот раз мы подошли к нему довольно близко.
* * *
В последний учебный день на уроке географии мистер Барбер собрал у нас «Географическую историю мира». Когда я отдавал ему свою, он взял ее не сразу. Она была в темно-бурых пятнах и все еще пахла кофе. Мне показалось, что мистер Барбер вот-вот заплачет.
