Она взглянула на ближайшие часы.
Сорок три минуты. Двадцать третье марта. Пиппа вовсе не собиралась терять этот день ее предсвадебной жизни, пока не использует каждую секунду.
Оливия стояла на противоположном конце рабочего стола Пиппы, опираясь на столешницу, с широкой улыбкой на хорошеньком личике.
– Замечаешь во мне что-то необычное?
Пиппа отложила перо и взглянула на сестру:
– Имеешь в виду нечто, помимо того факта, что сейчас зароешься носом в землю?
Оливия брезгливо наморщила прелестный носик и выпрямилась:
– Да.
Пиппа поправила очки, разглядывая смеющиеся глаза, многозначительную улыбку и идеальные черты. Ничто не поменялось.
– Новая прическа?
– Нет, – усмехнулась Оливия.
– Новое платье?
Усмешка расплылась в улыбку:
– Для ученого ты не слишком наблюдательна, не находишь?
Оливия прижала руку к ключице, и Пиппа увидела. Гигантский сверкающий рубин.
Она широко раскрыла глаза, и Оливия рассмеялась:
– А-ха! Теперь ты заметила.
Она так стремительно выбросила руку в направлении Пиппы, что та поспешно отстранилась, чтобы рубин не ударил ее в лицо.
– Правда, роскошный?
Пиппа подалась вперед, чтобы как следует рассмотреть драгоценность.
– Правда. Он гигантский.
– Будущий муж обожает меня, – весело сообщила Оливия.
– Будущий муж балует тебя.
– Ты говоришь так, словно я не заслужила, чтобы меня баловали! – отмахнулась Оливия.
Пиппа рассмеялась:
– Бедный Тотнем. Он понятия не имеет, во что впутывается.
Оливия осадила ее строгим взглядом:
– Вздор. Он точно знает, во что впутывается. И ему это нравится. А рубин… он такой красивый и красный.
– Все дело в хроме, – пояснила Пиппа.
– В чем?!
– В хроме. Эта добавка и придает кристаллу красный цвет. Будь вместо него что-то еще, это был бы не рубин, а сапфир.
Оливия захлопала глазами, и Пиппа продолжала:
– Это общее заблуждение, считать все сапфиры синими. Они могут быть любого цвета: зеленые, желтые или розовые. Это зависит от химического элемента, который в них присутствует. Но все эти камни называются сапфирами. Просто если они красные – значит, это рубины. Из-за хрома.
Она осеклась, увидев недоумевающий взгляд Оливии. Взгляд, который появлялся на лицах большинства людей, когда Пиппа говорила слишком много.
Но не на всех лицах.
Не на лице мистера Кросса.
Он, казалось, заинтересовался ее словами. Даже когда называл ее безумной.
Прямо до того момента, когда выбросил ее из клуба. И своей жизни. Не рассказав ничего из того, что она хотела знать.
Оливия снова уставилась на кольцо:
– Ну да, мой рубин красный. Прелестный камень.
– Совершенно верно, – согласилась Пиппа. – Когда ты его получила?
Легкая таинственная улыбка мелькнула на ее губах.
– Тотнем подарил мне его вчера, после театра.
– И мать не упомянула об этом за завтраком? Я шокирована.
– Мамы не было здесь, когда он дарил мне рубин, – ухмыльнулась Оливия.
В голосе прозвучало что-то… знание, которого Пиппа почти не заметила. То есть не заметила бы, если бы не понимающий взгляд Оливии.
– Где она была?
– Полагаю, искала меня.
Последовала длинная пауза, которая, по-видимому, была исполнена тайного смысла.
– Ее с нами не было.
Пиппа перегнулась через стол:
– Где ты была?
– Не скажу!.
– Ты была одна? – охнула Пиппа. – С виконтом?
Оливия рассмеялась. Звонко. Беспечно.
– В самом деле, Пиппа, к чему этот тон шокированной дуэньи?
Она понизила голос:
– Была… но недолго. Он как раз успел подарить мне кольцо, а я – поблагодарить его.
– Поблагодарить? Каким образом?
– Можешь себе представить, – улыбнулась Оливия.
– Не могу.
Чистая правда.
– Ну, у тебя наверняка есть пара причин поблагодарить Каслтона.
Не было у нее причин.
То есть Пиппа часто произносила слово «спасибо» в адрес нареченного, но при этом ни под каким предлогом не оставалась с ним наедине. И она была уверена, что ему в голову не приходило осыпать ее такими роскошными подарками, как виконт Тотнем – Оливию.
– Можешь объяснить точнее, как именно ты поблагодарила его, Оливия?
– Мы были в театре, Пиппа. Так что ничего такого не могло быть. Всего несколько поцелуев, – снисходительно обронила Оливия.
«Поцелуев».
Во множественном числе.
Пиппа дернулась, опрокинула чернильницу, отчего темный ручеек пополз по столешнице по направлению к молодому лимонному дереву в кадке, и Оливия с визгом отпрянула:
– Не хватало еще, чтобы это попало мне на платье!
Пиппа подняла чернильницу, промокнула лужицу первой попавшейся тряпкой. Сейчас ей было не до того. Она отчаянно добивалась информации.
– Ты… – Она глянула на дверь оранжереи, чтобы убедиться, что они одни. – Целовала Тотнема?
Оливия отступила еще дальше:
– Разумеется. Не могу же я выйти замуж за человека, не зная, есть ли между нами некоторого рода… э… совместимость…
– Совместимость? – охнула Пиппа, опустив глаза на свой журнал исследований, лежавший на столе и заполненный заметками о розах и георгинах, гусях и человеческой анатомии. Она отдала бы все за несколько заметок из пережитого Оливией.
– Да. Конечно, ты гадала, каково это будет – физически – с Каслтоном, когда вы поженитесь?
«Гадала» – слишком слабое выражение для того, что чувствовала Пиппа относительно физической природы отношений с Каслтоном.
– Конечно.
– Значит, ты понимаешь, – заключила Оливия.
Только Пиппа не понимала. Совсем. И всячески противилась порыву выпалить именно это. Найти способ обсудить приключения Оливии и не дать при этом показать, что она отчаянно пытается узнать правду.
– И тебе… понравились поцелуи?
Оливия энергично закивала:
– О, да. Он очень хорош. Сначала я была поражена его энтузиазмом…
В этот момент Пиппа ненавидела английский язык со всеми его эвфемизмами.
