Луиза закрыла глаза и еще раз понюхала ткань, и ее охватила тоска по дому. Похожее болезненное чувство она испытала в первый день пребывания в летнем лагере. Она умоляла маму, так мечтала туда поехать, а когда оказалась там, одна наверху двухъярусной кровати, то захотела лишь снова вернуться домой. Ей тогда показалось, что она уехала далеко-далеко.
Она решила обследовать комнату дальше, но ее отвлекло тусклое мерцание в глубине. Это было большое зеркало. Медленно она подошла ближе и увидела резную позолоченную раму.
Все это было очень странно! Как ее могут путать с прекрасной взрослой женщиной? Если это и в самом деле была мисс Бакстер, то как люди, находясь в здравом уме, могут принимать за нее Луизу? Неужели она теперь на нее похожа?
Луиза нерешительно взглянула на свое отражение, и ее охватила волна разочарования, потому что из зеркала на нее смотрело то же лицо двенадцатилетней девочки в мелких кудряшках, с брекетами на зубах. «Что бы это означало?»
Луиза медленно опустилась на пол, обхватила руками колени. Кажется, она на самом деле осталась Луизой Ламберт, но все остальные думают, что она мисс Бакстер, шикарная юная актриса. Наверняка богатая. Может быть, даже знаменитая. Она улыбнулась и принялась машинально крутить прядь волос. Она всегда так делала, когда ей нужно было подумать, но сейчас ничего не шло в голову. Каким-то образом она пришла в себя в теле женщины, которая плыла на пароходе, следующем из Англии в Нью-Йорк, в каюте первого класса, с собственной горничной и дядей-импресарио. Почти сто лет назад. Нужно было что-то придумать, чтобы вернуться в Коннектикут и в двадцать первый век… но не сейчас. Она не может сразу взять и отказаться от такого приключения.
Глава 14
— Ma cherie!
[17]
Ты скучала без меня? — пророкотал нараспев из прихожей немолодой мужской голос.
«Мистер Бакстер?!»
— Я прибыл, драгоценная моя племянница! Не пугайся…
Луиза вскочила, выбежала из гардеробной, стремглав метнулась назад по деревянном полу и нырнула в огромную кровать. Она до сих пор была в той же ночной рубашке, в которую переодела ее Анна, и ей, конечно, не хотелось предстать в таком виде перед своим импресарио. Она услыхала скрежет поворачивающегося в замочной скважине ключа и спряталась под грудой одеял.
Дверь распахнулась, и в каюту вошла Анна с серебряным чайным сервизом. За ней появился круглый приземистый мужчина среднего возраста, в отглаженных брюках хаки и темно-синем пиджаке с галстуком. Он был лысый, но это с лихвой компенсировали густые, длинные, подкрученные вверх усы и широкие, похожие на гусениц брови.
— Я уже слышал о твоих приключениях. Я пришел тебя спасать! — заревел басом мистер Бакстер.
Луиза, уже начавшая понемногу задыхаться под этими пуховыми горами, робко высунула нос.
— Прекрасно! Мисс Бакстер потихоньку просыпается. Я привел доктора Хастингса, чтобы он тебя осмотрел.
Анна проворно одела Луизу в желтый, как лютики, бархатный халат. Закутавшись в него, она стала чуть ли не вдвое себя толще. Халат был с атласным поясом и с ужасным кружевным воротником. Не успела Луиза воспротивиться, как Анна нахлобучила ей на голову кружевной чепец и подвязала под подбородком желтыми тесемками. Луиза чувствовала себя совершенно нелепо.
В дверях, ожидая приглашения, маячил доктор Хастингс, высокий тощий старик, похожий на вампира. Со своими черными как ночь волосами, ввалившимися глазами и худыми, впалыми щеками он выглядел жутковато. Одетый в угольно-черный костюм, старик походил скорее на похоронных дел мастера, чем на врача. Он приблизился к кровати и, наклонившись над Луизой, пощупал ее лоб тыльной стороной холодной, сухой и бледной, как у привидения, руки.
— Гррм, — буркнул он вместо приветствия и извлек из своей кожаной медицинской сумки шпатель. — Скажите «а-а-а», — скомандовал он.
Луиза нерешительно раскрыла рот, и он с помощью этой плоской деревянной палочки с силой придавил ей язык.
— Гррм, очень интересно, — снова фыркнул доктор Хастингс, убирая в сумку шпатель, затем вынул фонарик в виде авторучки и посветил им Луизе прямо в правый глаз, потом — в левый, потом в правое ухо и наконец в левое, каждый раз издавая тот же звук. В заключение он с неожиданной силой нажал рукой Луизе на живот.
— Ой, — вскрикнула она, почувствовав резкую боль.
— Так что же, доктор? — встревоженно спросил мистер Бакстер. — Что означают все эти ваши гррымканья?
Доктор Хастингс встал и посмотрел сверху вниз на озабоченного дядю, который рядом с ним казался одним из семи гномов.
— Клетчатка, — изрек доктор.
— Простите?.. — недоверчиво спросил мистер Бакстер.
— У нее сильный дефицит клетчатки. Этим объясняются болезненность желудка и амнезия.
— Клетчатка? — повторил мистер Бакстер.
— Да, ей необходимо съедать по пять черносливин каждое утро и каждый вечер. — Доктор начал рыться в своей черной кожаной сумке. — Я уверен, что у меня здесь есть немного.
— А вы настоящий врач? — довольно грубо спросила Луиза.
Доктор Хасгингс сердито поднял на нее глаза.
— Разумеется, — огрызнулся он.
Пока он рылся в сумке в поисках недостающей Луизе клетчатки, мистер Бакстер у него за спиной принялся махать руками, как крыльями, и надувать щеки. В результате получилась странная помесь цыпленка и скалозуба
[18]
. Очевидно, мистер Бакстер понял, что доктор этот на самом деле шарлатан. Луиза покраснела, стараясь сдержать смех, однако ничего не могла с собой поделать. От натуги у нее выступили слезы, и, как она ни сжимала губы, смех рвался наружу.
Доктор наконец выпрямился с победоносным видом, держа в руке ржавую консервную банку с этикеткой «Чернослив без косточек». В угрюмом взгляде его черных глаз впервые появился проблеск жизни.
— Это будет поистине фокус! — воскликнул он. — Я предсказываю ей полное выздоровление через два дня.
— Чернослив без косточек! Отлично, мой любезный доктор, — с жаром ответил мистер Бакстер, сердечно похлопав его по спине и подмигивая Луизе.
Доктор Хастингс в последний раз проворчал что-то на прощание и удалился.
— Что ж, по крайней мере, он не пытался лечить тебя пиявками, — пошутил мистер Бакстер, осматривая банку с черносливом, оставленную на столике возле кровати.
— Да уж, — отозвалась Луиза, не вполне принимая юмор. У нее от этого доктора шел мороз по коже.
В это время в комнату просунул голову молодой человек лет двадцати с небольшим, с зачесанными назад белокурыми волосами, в старомодном темно-сером костюме-тройке.