Я склонился, пальцами отскреб сухую корку, погладил теплый камень. Все-таки можно различить. В одном ряду — изображение полумесяца и шестилучевых звезд, рядом — две свивающиеся змеи, дальше — венец из... не поймешь... из коровьих рогов? О, Аххаш! скорее уж из бычьих — потому что на плитах последнего ряда видна женщина, то ли обнимающая за шею быка, точно что быка, не засомневаешься, то ли душащая... во всяком случае, держит крепко.
Тут меня кое-что встревожило. Да. Я сошел с дороги в лес. Не напрасно птахи с деревьев поднялись. Позванивает что-то легонечко. Я почуял не одного... не двух... много людей. Аххаш Маггот! Вот это шлейф! Кошмар какой. Если есть во мне кое-какая немудрящая наша магия вольных мужчин, то всю ее я живо упрятал, чтоб ни клочка наружу. Живет в северных морях медуза, красивая, как... как... новенькая бирема под парусом на спокойной воде — словом, нет ничего красивее; и вот у нее, у этой медузы — шлейф: прозрачные такие длинные хвосты, медленно шевелятся, разбегаются, как женские волосы, если распустить косу. Один раз видел, пятнадцать лет назад, никогда не забуду... Если заденет прядью, получишь ожог, как от раскаленного металла, если попадешь в самый шлейф — ты мертвец. Иными словами, от тех, кого я пока еще не видел глазами, во все стороны разлетались пряди во сто раз опаснее. Кажется, от их ласковых касаний даже листья начинали шептать в тихом безветренном лесу.
Появились. Из-за деревьев особенно не разглядишь. Металл отсвечивает, опять зеркальные одежды, позвякивает оружие и... еще что-то. Кажется, цепи. По звуку шагов — человек пятнадцать или двадцать. Медленно шествуют, какая-нибудь церемония.
Если не совать голову в чужую пасть, я проживу тут... сколько говорилось. До грибов вряд ли дотяну. Если сунуть, ее скорее всего откусят. Или я узнаю что-нибудь, способное мне помочь. Не напрасно же меня так тянуло сюда, а сейчас отпустило.
...Когда я добрался до входа в ущелье, они обгоняли меня шагов на триста. Почти отвесные скалы, снизу ров с водой, то ли канал, отведенный от моря, не знаю. Узкая вертикальная щель, воротца отсвечивают серебром. На ту сторону перекинут каменный мостик. Я приглядывался так и этак, уже начало темнеть, а ошибиться не хотелось. Определенно стражи у входа не было. Стража всегда оставляет какие-нибудь следы: кострища, разную человеческую мелочь, позабытую на земле, объедки, следы... А тут — ничего. И все- таки очень неудобное, открытое место.
Я подошел к воротцам. Аххаш Маггот! Какая уж тут стража! Стража тут совсем ни к чему. Шесть бронзовых идолов, позолота клочьями пооблезала с металлических тел, несут караул, оставляя лишь узенький проход — для одного человека. Не знаю и знать не желаю, какой магией их напичкали, но отверстия в головах и туловищах говорят верней верного: только сунься. Получишь из такой дырочки стрелу или иной кусок железа в потроха. Считай, повезло, если без яда.
Нергаш, посмейся вместе со мной, могучий Владыка моря, Хозяин Бездн! Этим они хотели остановить вольную Крысу!
Я как будто различил раскаты могучего хохота очень, очень далеко от себя. Нергаш? Радуйся, темный бог! Твоему слуге повезло.
Все шесть идолов изображали скорпионов с угрожающе загнутыми хвостами. Там, наверное, то есть где у живого скорпиона жало, спрятано самое страшное их оружие. То- то потеха. Все слуги Нергаша на земле и в воздухе — волки, крысы, кошки, скорпионы, чайки, летучие мыши, козлы и черные петухи, да еще и кое-какая водяная живность — наши младшие братья. С ними нетрудно сговориться, будь я проклят, если не сговорюсь с ними! Бронзовые, не живые? Что с того! Быть стражами — значит оживать, когда нужно. Следовательно, души настоящих скорпионов томятся внутри металлических болванов и приводят их в движение, если потребуется. К ним я обратился на языке Бездны, общем для многих существ, почти не секретном для чужих — слишком многие его знают:
— Братья, вижу я, вы в плену.
Не двигаются. Шесть пар тускло поблескивающих глаз уставились на меня. Я чувствую: слушают, слушают! Тогда я перешел на другой язык, древний, темный, как море под луной, действительно тайный, его я узнал, только когда сделался абордажным мастером. У него нет названия или, во всяком случае, мне не нужно знать его название. Это слова сокровенной просьбы, слуги Нергаша не вправе отказать, услышав их.
— Attakat-ga ert eg. Attakat-ga eg. An og-ga. Adodat-ga eg.
Никакого движения. Просить надо правильно, одна-единственная ошибка — и получишь совсем не то, что хотел, или попросту выпросишь собственную смерть, того не желая. Что не так? А! А! Аххаш Маггот! Их же шесть, а не один. Не ert, а...
— Attakat-ga ertad eg... — дальше то же самое.
Шесть металлических фигур склонили скорпионьи головы в знак согласия. Я прошел мимо них.
Тропа вилась между скал совсем недолго. Опять началась выложенная плитами дорога. Примерно через одну пятую стражи я догнал зеркальных. Лес сделался реже, двигаться по нему — одно удовольствие. Когда я подобрался поближе, процессия уже никуда не двигалась, а вышла на открытое место и... Как бы правильнее сказать?.. Люди, в смысле паршивые магические гниды, занялись делом.
Все они стояли лицом к высокой горе, часть которой была стесана столь ровно, как будто великан отрезал бок у огромного каменного пирога. Все они тихо завывали какую-то священную дрянь. Черви! Где им понять: если нет Силы, никакими песнопениями ее не прибавишь. Жалкие сухопутные черви. Все они вглядывались в черный провал пещеры. Две чаши с огнем освещали неровную пасть горы и площадку прямо перед ней, выложенную теми же плитами. Все они, человек... тварей пятнадцать, сгрудились на маленьком квадрате. Квадрат отделяла от площадки и всего остального мира реденькая изгородь из серебряных копий — средней бабе по самое веселье высотой. Все они... Все, кроме одного. Этот лежал посередине площадки лицом вниз, кровь ручейком растекалась откуда-то из затылка. Мужчина. Труп. Быстро же они...
Тут из пещеры полезло. Одно... второе... Аххаш и Астар, будьте наготове, если понадобится ваша защита, я заплачу щедро!
Я никогда не видел таких больших змей. Не меньше трех локтей толщиной. Длиннее корабля. Сверкающие, все в зеркальной чешуе, как и эти стервы, лунные жрицы. Свивают кольца, шипят. Так шипят, что все священные завывания перекрывают. Жутко воняют, аж скулы сводит. И еще. Они — слепые. Как иначе можно назвать змею, у которой нет глаз? Одна почему-то поизвивалась вокруг мертвеца и уползла обратно. Другая быстро, как какую-нибудь козявку, заглотила труп и отправилась вслед за первой.
Я прислушался к себе. Страшно мне? Нет. Пожалуй, не страшно. Противно, даже рвать тянет, как от дерьмового вина, бородавчатых потаскух в Лиге или имперской селедки. Злюсь, конечно: гниды, змей людьми кормят! Но не страшно. Пожалуй, некрасивая смерть, недостойная. Ну, рыбья моча, так не надо было в плен сдаваться.
О! У них там уборка. Тряпки, щетки, скребки, кровь счищают. Серьезное место. Все буднично, без особых ритуалов, именно так, как и должно быть в серьезном месте. Там, где на самом деле производят расплату за магию. Зря они только завывали. Напрасное излишество... Вот в купеческих городах на юге, в Пангдаме, в Лиге, в Рэге, во всех прочих, там настоящей Силы — с гулькин нос. Денег очень много, а Силы почти нет. Зато какие пышные ритуалы, как все сложно, как все красиво, сколько правил нагородили: как встать, что сказать, какую тряпку нацепить, и дорого как, а все попусту. Ничего не работает. Не прибывает Силы, и все тут. Ну, раз здесь завывать начали, одежду себе особенную выдумали, значит, и это место стареет. Еще сильное, но уже не такое свежее.
