Книга Золотое солнце, страница 20. Автор книги Дмитрий Володихин, Наталия Мазова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Золотое солнце»

Cтраница 20

— Не знаю, позволишь ли ты мне задать несколько вопросов. Если мое любопытство поставит меня на грань смерти, скажи об этом языком, а не оружием. — Как длинно она говорит! Я кивнул.

— Что за слова ты произносил там, у священного пояса гор, обращаясь к эрносарам? — Видно, не знала, как сказать о младших братьях на канналане.

— Они поняли, этого достаточно.

— Судя по твоим словам и действиям... а также по некоторым способностям к магии (с легчайшим недовольством в голосе: мол, ты тоже чего-то там умеешь...), ты не совсем простой разбойник. Это так... Крыса?

Очень, очень длинно. А длинно можно потом, если уцелеем. Сейчас, поди, спросит, какую судьбу я ей готовлю... Я посмотрел на нее внимательно. Лицо у нее стало... слабее. Не такое гневное, не такое презрительное, не такое злое. Да боги! Страшно женщине, понятно. Она не знает, что делать, какой быть, какую роль играть. Просто молчать и бояться? Кинуться в драку, чтобы покончить все разом? Ждать от меня каких-нибудь чудес, уж не знаю? Словом, каким крабом ей скакать, когда надо уцелеть и не хочется унижаться. Наверное, это самое привычное выражение ее лица, кожа гладкая, все морщины разгладились: «Скажите, я хочу знать то-то и то-то»... Лицо, какое лицо! Будто в миску с водой смотришься. Я, только моложе, и... как из кости вырезанный, очень искусно сделано. Нергаш, Владыка, может, и не такое уж чудовище ты мне прислал, не столько в ней яда, как на первый взгляд... Хорошо бы. Точно говорил Милькар: «У сосуда с твоей судьбой дно не должно быть отравленным». В ней же, вроде бы в Гадюке, моя судьба... Посмотрим. Говорю ей:

— Все потом. А сейчас — беги!

Море. Песок. Аххаш! Закинул ее себе на плечо, ойкнула, молчит, нос мне под лопатку утыкается, коленки по ребрам молотят. От одного из нас должен быть след, если оставим. Лучше б совсем не оставлять.

Пасмурное небо, хорошо, эту зеркальную дрянь видно шагов за двести, хоть блестеть не будет. Спасибо, Владыка!

Как раз в этот момент разошлись тучи, солнце показалось, проклятие...

Я полез в воду. Десять шагов. Пятнадцать. Мелко, волосы Гадюки моей по волнам полощут, пена летит в глаза. Приподнял. Глубже. Аххаш и Астар! Наконец, добрался до большого плоского камня, тут уже по плечи. Закинул свою ношу. Забрался сам.

— Прости, девочка. Лежи, не дергайся. Ты не левша?

— Нет. К чему это... — Тут я полоснул ей по большому пальцу на левой руке. Это не больно, не так уж больно. Неглубокая царапина. Не от боли, а от неожиданности скорее она закричала:

— Что ты делаешь? Что ты делаешь! Крыса!

— Тут должна быть твоя кровь, девочка... — Оторвал кусок ее зеркальной дряни, переодеть надо было прямо там, на дороге, лоскут пристроил, чтобы не сдуло, вроде бы о зазубренный выступ оторвался, тупая игра. Из пальчика кровь капает и капает. Мало.

— Прости девочка, прости Гадюка, потом, все потом. Подожди. — А она уже ни жива ни мертва, застыла.

Считай, достаточно. Увидят.

Спрыгнул с камня, принял ее, быстрее, быстрее, сапоги как гири, а иначе по камням не побегаешь, нельзя снимать... Дошел почти до самого берега. Тут остановился и повернул в сторону от... чего там? Священный пояс? От пояса подальше. Бегом. Колени лупят в ребра.

Два шага вдох, два шага выдох. Только бы валун не попался под ноги. Два шага вдох, два шага выдох. Тоже умудрилась в сапоги воды набрать, лишний вес. Два шага вдох, два шага выдох. Бок! Потекла горячая струйка... Только не сейчас, Хромец, тебя прошу, только не сейчас! Отдам тебе две жизни, клянусь! Два шага вдох, два шага выдох. Течет. Два шага вдох, два шага выдох. Отлив. Хоть это в мою пользу. Отлив. Два шага вдох, два шага выдох. Брызги от меня во все стороны...

Я пробежал полтора полета стрелы. Перестал ее чувствовать. Сил нет. Мой заливчик. Мой ручей...

— Гадюка!

Сжала зубы и молчит.

— Гадюка, сделай, что говорю. Я наклоняюсь, ты становишься на ноги. Ну же. — Сползла. Глаза — бессмысленные, тупые. «Что со мной делают?» — такие вот у нее глаза. Стоит, вся в драном серебре, вода из сапог хлещет, под ногами крупная серая галька, красным перепачкана... Сколько же с меня натекло, о, о! Р-рыбья моча!

— Не сходи с этого места. Ни на шаг.

Я задрал рубашку. Лег боком в ледяную воду, ключи какие-нибудь? Плеснул на гальку, смыл. Сорвал хороший круглый лист, смочил слюной, приложил к дыре. Скосил глаза, осмотрел, что у меня там, какие дела... Плохие дела. Хуже, чем думал. Больше не течет, эта трава помогает остановить кровь. Но не вылечит. Другая трава нужна, я ее не нашел, нет ее здесь? Неужели нет? Сгнию...

Ожила моя Гадюка чуть-чуть. Смотрит на меня. Не так, как женщины смотрят на твое тело, думая, что их не видят. Она уставилась на мою проклятую дырку. Оценивает. Ничего хорошего в глазах у нее тоже не стоит. Не веет от нее ни радостью, ни огорчением, а так, удивлением каким-то, не пойму... По глазам ее, по всему прочему видно: лежать бы мне тихо-тихо, а не фокусы с ножом и бабой через плечо выделывать.

— Заткнись.

— Я ничего не говорила. Наверное, тебе что-то показалось, Крыса. — И ведь верно, ничего она не сказала, просто ее взгляд мне очень не понравился.

— Ладно.

Я повел ее к ложбинке. Хорошая ложбинка. Отлично я ее тогда выбрал. Если залезть на дерево, вдалеке мостик с воротами виден. Камень прибрежный, Гадюкиной кровью перепачканный, тоже виден, очень хорошо виден, кровь, конечно, отсюда не различишь... Я залез, трофейные тряпки повесил сушиться, все промокло, сапоги снял, все снял, кроме штанов. Так высохнут. Ее сапоги рядом со своими пристроил. Ну, что там с ней? Худо дело. Опять лицо не бледней коралловых бусин, опять кричать будет. Вот-вот примется. Что с ней делать? Ударить? Попробуем по-человечески.

— Гадюка...

Она вскинулась:

— Не смей называть меня так! — и тут же испугалась собственного гнева, смирно добавила: — Впрочем, если ты хочешь... Ведь ты определяешь здесь правила... — Невозможно! Лицо ее стало еще краснее.

— Не знаю, как тебя, послушай! Потерпи еще немного. Потом ты задашь свои вопросы. Я не собираюсь причинять тебе вред...

Она молча пошевелила порезанным пальцем.

— Это было необходимо.

Она сделала головой презрительное движение, словами не передашь, до чего презрительное: мол, твои слова и твои дела расходятся. Впрочем, хотя бы крики отсрочились.

...Не прошло и четверти стражи, как я заметил точку, приблизившуюся к мостику; точка отсвечивала на солнце металлом, поганая жрица. Забеспокоились. Гадюка моя молчит. Сидит тихо. Вскоре точка вылетела из ворот. Отсюда ее передвижения казались бесконечно медленными. Там она действительно летела, иначе не скажешь.

То есть неслась, как сумасшедшая. Еще четверть стражи или чуть меньше, тени укоротились, солнце катило по небу в полдневную позицию, у мостика стоял уже целый отряд. Отсюда не видно, сколько их, но никак не менее двадцати. Не слышно, но...

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация