– Бросай меч, нелюдь, – сквозь зубы проронил один из солдат. – И не вздумай колдовать – твоя ведьма тоже у нас на прицеле.
– Что там такое? – послышался из-за кроны осокоря встревоженный голос Тай. Затем затрещали ветки под тяжелыми сапогами – и снова раздался голос Тай, но уже готовый сорваться в крик: – А ну лапы прочь, разбойничья морда!
– Ты к ножичку-то не тянись, а то живо руку прострелю, – донесся в ответ хриплый бас лаумарца. Разумеется, девушка не поняла его слов – зато прекрасно поняла угрозу, звучащую в голосе…
– Спокойно, Тай, – быстро выговорил Джарвис, увидев, что с другой стороны от осокоря на дорогу вылезли еще пятеро окольчуженных. – Это не разбойники, а солдаты церкви, они не причинят тебе никакого вреда. Им нужен только я.
– А вот здесь ты ошибаешься, долгоживущий, – неожиданно произнес по-меналийски кто-то за спиной Джарвиса. Уже по одному этому, даже больше, чем по спокойной властности интонации, принц понял, что имеет дело с важной особой. Обернувшись, он увидел мужчину лет тридцати пяти в строгом сером камзоле под коротким темно-красным плащом-нарамником. Походное облачение лаумарского клирика. И цепь на груди ясно показывала, что клирик этот – не из рядовых монахов.
– Нам в равной степени нужны и ты, и эта богомерзкая женщина, – продолжил он. – Поэтому именем святой церкви и блаженного Мешнека вы арестованы и будете препровождены в столицу на суд его преосвященства архиепископа Кильседского.
– Вообще-то прежде, чем арестовать, не худо бы предъявить обвинение, – бросила из-за дерева Тай. – Не соизволите ли пояснить, в чем заключается моя так называемая богомерзость?
– Охотно, – кивнул клирик в походном облачении. – Брат Лувес, где вы там застряли?
– Сейчас, – послышалось из канавы, и на дорогу вылез еще один клирик в сапогах, доверху заляпанных грязью, одетый так же, как первый, но намного моложе – лет двадцати трех, не больше. Его коротко остриженные волосы были темно-русыми – цвет, не слишком характерный для Лаумара, разве что для западных его областей, прилегающих к Алмьярскому хребту… в том числе и для округа Шайр-дэ.
– Что скажете, брат Лувес? – снова заговорил первый клирик, когда двое солдат буквально перетащили Тай через поваленный осокорь. – Та ли это женщина, которую приказал нам задержать его преосвященство?
Лувес поднял глаза на Тай. В лице его сквозило еле заметное напряжение, но Джарвис пока не мог понять, чем оно вызвано.
– Да, брат Катем, – твердо произнес он. – Она и впрямь осветлила волосы, но это не мешает мне узнать ее. Перед вами – Ломенархик Кути собственной персоной, – и, повернувшись к солдатам, повторил сказанное на лаумарском.
Это заявление ударило Джарвиса по голове не хуже кирпича, упавшего этажа этак с пятого. Едва завидев скругленные шлемы, он начал ждать, когда же над дорогой прозвучит имя Ломенны – но никак не предполагал услышать его в ТАКОМ контексте. Что здесь происходит, миллион морских чертей?!
– Да кто ты вообще такой, парень? – вскинулась Тай, явно ошарашенная не меньше принца. – Я тебя вижу первый раз в жизни. С чего ты взял, что я – какая-то ваша Ломенархик?
– С того, что имел несчастье много раз делить с тобой ложе, прежде чем принял священный сан! – это Лувес воскликнул уже по-лаумарски. – С того, что был первым, кого ты запятнала своей скверной! Вспомни сеновал над конюшней моего отца и попону, на которую пала твоя нечистая кровь! Ты и теперь будешь отрицать, что знакома со мной?
– Слушай, дорогой друг, я не лаумарка и твоего языка не знаю, – раздраженно проговорила Тай. – Поскольку дело касается меня, не мог бы ты говорить так, чтоб я тоже понимала? Тем более, что меналийским ты вроде бы владеешь. Переведи мне, Джарвис, чего он тут проорал.
Джарвис механически перевел. Происходящее все больше напоминало ему один из тех снов, в которых нет ни смысла, ни логики и в которых ты – всегда жертва.
– Значит, говоришь, спал со мной много раз?! – оскалилась Тай, услышав перевод. – Тогда не поведаешь ли этим добрым людям, какая отметина у меня вот здесь? – она похлопала себя по низу живота слева, над тазовой костью.
Джарвис помнил, что в этом месте кожа Тай обезображена маленьким сморщенным шрамом – когда-то давно юная ученица сестры Рогрет уронила туда каплю кислоты, которая насквозь проела одежду. Даже обычный платок на бедрах полностью закрывал эту отметину. Видеть ее могла бы разве что женщина, с которой Тай довелось вместе мыться, ибо в дневном мире никаких любовников, кроме долгоживущего, у девушки не было. Разумеется, молодому клирику неоткуда знать об этом ожоге…
– Ты думаешь, если будешь все время говорить на чужом языке, мы поверим, что ты не знаешь лаумарского? – снова возопил Лувес, и теперь Джарвис отчетливо уловил нотку фальши в его патетике. – Бесстыдница! Откуда мне знать, как пометил тебя Повелитель Хаоса, если мы возлежали вместе лишь в полной темноте? Я уж не говорю о том, что со дня нашей близости у тебя могла появиться тысяча новых отметин! Брат Катем, прикажите принести Священное Писание, чтобы я мог нерушимо присягнуть – эта женщина и есть ведьма Ломенархик!
– Не стоит, брат, – Катем с отвращением скосился на кожаные штаны Тай. – Я и так верю тебе, тем более что Господь учит нас не разбрасываться клятвами. Опознание состоялось, а дальше пусть судит его преосвященство. Хотя не сомневаюсь, – он хищно усмехнулся, – что в данном случае суд будет пустой формальностью. Тому, как эти двое ушли за предел при свете дня, есть не менее десятка свидетелей.
– И самое главное – каким образом они на нас наткнулись?! Ведь не случайно же! – Джарвис непроизвольно повел плечами, ибо руки его были связаны, и развести ими он не мог. – Нет, они ждали нас, именно нас. Я допускал, что мои приметы разосланы по всей стране, и в первом же мало-мальском городишке я рискую нарваться на неприятности – но засада на дороге! Откуда им было знать, что мы въедем в Лаумар именно сегодня…
– Может, нас подставила какая-нибудь сволочь из Сэ’дили? – предположила Тай. – Что, тот же Лаймарт почтового голубя послать не мог? Хотя не понимаю, какой ему толк с этого…
– …и именно по западному тракту, – докончил Джарвис. – Граница Вайлэзии с Лаумаром – это тебе не Алмьярский хребет, где наперечет все проходимые перевалы. При желании мы проникли бы в страну по любой дороге и даже вообще не по дороге!
На всякий случай этот разговор велся по-алмьярски, хотя Катем и Лувес ехали довольно далеко, во главе отряда, а прочие члены группы захвата – десять солдат с командиром – явно не понимали меналийского.
Там, у осокоря, который, как оказалось, повалили вовсе не ветер и болезнь, они сразу поняли, что сопротивление бесполезно – кто-то явно учел опыт сражения у Пьющей Лошади, и все десять солдат архиепископа были вооружены самострелами. У Джарвиса отобрали меч и кинжал, у Тай – нож Урано, после чего обоим связали руки и надели странные тонкие ошейники из бледно-желтого металла – не сдавливающие горло и более похожие на ожерелья, однако застегнутые на замки, ключи от которых спрятал в карман брат Лувес. В заключение Тай и Джарвиса затолкали в небольшую повозку, крытую лошадиной шкурой, в каких обычно передвигаются мелкие торговцы или бродячие комедианты. Кроме двоих пленников и их вещей – перерытых в ходе обыска и увязанных как попало, – здесь находился лишь один солдат, свесивший ноги наружу, на задок повозки. Еще один солдат правил этим бесхитростным экипажем, остальные, в том числе оба клирика, ехали верхом. Спустя два часа с начала пути солдат вылез из повозки, и его место занял другой – смена караула.
