Драгоценная ткань взлетела над плечами Тай, как невиданные крылья, и когда «кожаный шелк» окутал ее водопадом от шеи до пят, Джарвис поймал себя на том, что его тянет опуститься на одно колено – сейчас девушка и в самом деле выглядела наследницей древнего великокняжеского рода.
– Ох ты! – выдохнул Берри, любуясь подругой. – Ты и в Замке так потрясающе не смотришься!
– Еще не все, – уронила Тай со своим обычным спокойствием, но сейчас оно вдруг показалось Джарвису в немалой степени наигранным. – Вы вот на это полюбуйтесь.
«Это» оказалось двумя мужскими рубашками стандартного для южной Анатаормины кроя – без шнуровки и пуговиц, надеваемыми через голову, с широкими рукавами, не собранными у кисти. И обе переливались, как хвосты невиданных павлинов – одна, серовато-сиреневая, на свету загоралась ярким золотом, другая, малахитово-зеленая, таила в складках густую пурпурную тень.
– Выбирай, какая больше нравится, – кивнула Тай.
– В каком смысле? – не понял Джарвис.
– В самом прямом. Я же твои вещи меряла и знаю, что они велики мне на самую малость. С таким расчетом и брала. Ну, выбирай же, которая твоя?
– Тай, ты с ума сошла! – воскликнул принц. – Я просто не имею права принимать от тебя такие подарки. У тебя же своих денег почитай что и нет! Как-то неловко…
– А по-моему, как раз наоборот, – невозмутимо отозвалась девушка. – Если бы я, имея в кармане только то, что даешь мне ты, накупила себе всякой всячины, а о тебе и не вспомнила – вот это было бы неловко. А так все справедливо. Поэтому давай выбирай. И сразу примерь, а то вдруг я не угадала с размером.
В полной растерянности Джарвис принял из ее рук фиалково-золотую вещь и начал расшнуровывать свою старую рубашку, насквозь просоленную сегодняшним походом.
– И все-таки где ты взяла деньги на такую роскошь? – поинтересовался он. – Я тебя ни в чем не упрекаю – просто любопытно.
– Сам же слышал, как Лумтай восторгался, – голос Тай, как всегда, был ровно-невозмутим. Джарвис в это время влезал в новую рубашку и потому не мог видеть, как девушка изо всех сил моргает Берри сразу обоими глазами. – По шесть я отдала только те камни, которые мы не смогли снять, не поцарапав – меньше десятка. Остальные ушли по восемь, а те, что были в углах пентаграммы – даже по девять. Так что если я и залезла к кому в карман, чтобы купить эти тряпки, то исключительно к ювелиру… Слушай, а ты правильно выбрал – этот фиолетовый отлив как раз под цвет твоих глаз. Может, не будешь снимать, а прямо в ней пойдешь в кабак?
Он – не мой. И никогда не будет моим.
Ибо все, что нам осталось на двоих – это обратный путь до Даны Меналийской. Дело сделано, теперь в игру вступает Арзаль, от меня же больше ничего не требуется. Только вернуться назад в монастырь, к своим лекарствам и притираниям, крокодил их раздери… в уютную клетку…
С твоей внешностью ты обязан быть богом или демоном – так почему же ты всего-навсего человек? Как так получилось? Даже твоя неверная и невеликая магия ничего не меняет, у того же Арзаля ее куда больше. И как, как ты смеешь, будучи человеком, быть еще и наследником меналийского престола?!
Будучи человеком, ты мог бы быть моим другом, как Берри… если бы от одного взгляда на твое лицо, твои точеные пальцы, пряди твоих волос, летящие по ветру, меня не бросало в дрожь. Когда я вспоминаю нашу единственную ночь, мне хочется впиться зубами себе в вену.
Каким ты бываешь там, у себя на островах, когда тебя заставляют быть божеством, во что облекаешься? В фиолетовое, как твои глаза? В любимое твоим народом розовато-серое? В серебристо-зеленое? Или так и остаешься звездной россыпью на черноте ночи, лишь меняя кожу и металл на шелк и стразы? А эти ваши пресловутые Оковы Силы – диадема, ожерелье и браслеты – надеваешь ли ты их когда-нибудь, хотя бы по официальному поводу? Наверное, на твоих руках эти браслеты и в самом деле выглядят оковами. Элори, тварь такая, наверняка сказал бы, что это лишь придает их красоте особо утонченный оттенок…
За то, чтобы увидеть тебя таким наяву, я отдала свое алмазное налобье, о котором ты, должно быть, уже забыл. То, что сейчас переливается на твоих плечах – отнюдь не деньги, выгаданные на аметистах. Я делала вид, что беру эти вещи для себя, потому что никогда не посмею подарить их тебе в открытую. Слава небесам, что ты согласился принять хоть что-то из них!
Ты предпочитаешь быть человеком – ибо ты и есть человек. Так почему же ту маску, в которой я впервые увидела тебя в Замке, невозможно снять даже днем?!
Будь долгоживущим и убей меня своим желанием – или будь человеком и иди рядом со мной по жизни и дальше!
Но гибелью ты быть не умеешь и не хочешь, а другом – не имеешь права. И нигде на всей земле нет такого куска жизни, где мы могли бы остаться вместе. Мне нет ходу на твои острова, тебе – в мой монастырь. А в Замок, который не только средоточие мерзости, но и единственное место для тех, кому в этом мире вообще нет места – в Замок я так и не смогла тебя затащить.
«Будь ты проклят!» – хочется мне выкрикнуть, но я вижу белые пряди, лежащие на фиалковом золоте, и проклятье умирает на моих губах…
Проснувшись среди ночи, Джарвис понял, что вряд ли уснет снова. Ночь не принесла облегчения – духота была такая, какая возможна только перед грозой. Но сгущающиеся тучи хотя бы дают надежду, что вскоре посвежеет. А здешнее небо, ясное от края до края, сплошь усыпанное на диво крупными звездами, избавляло от любых иллюзий.
От любых…
Он упустил момент, когда простое сотрясение воздуха оформилось в твердое решение. А ведь стоило сообразить, что Тано за всю свою жизнь если и пил вино, то очень понемногу и сильно разбавленное водой, и значит, Берри в его теле рискует моментально упиться до полного изумления.
Но тому, похоже, море было по колено – он от всей души наслаждался украденной свободой и налегал на пальмовую бражку, памятную ему еще по дням юности, когда он сопровождал принца Далькрая в дипломатическом визите на Сейю. Видимо, в какой-то момент количество перешло в качество, и все то, что у трезвого лишь хранится на уме, выкатилось ему на язык.
– Слушай, Тай, давай рванем отсюда в Вайлэзию! – выговорил он со странным блеском в глазах. – Что, у тебя в твоей Новой Меналии дети малые плачут? Про Тано я уж и не говорю.
– А там-то мы что забыли? – мрачно отозвалась Тай. Но Джарвис моментально всей кожей ощутил, что эта реплика упала на ее собственные размышления, как дрожжи в тесто.
– Кое-что забыли. Посуди сама: ну встанет утром Нисада исцеленная и пойдет ногами… а дальше? Думаешь, дядя ее от одного этого утухнет, как селедка, и вручит ей княжество, перевязанное розовой ленточкой? Он тут же придумает что-нибудь еще. А Нисада, получив свободу, пустится во все тяжкие. Ты же ее знаешь – она у нас всегда впереди, на лихом коне, а думать и просчитывать предоставляет нам с тобой. Можешь вообразить, каких дров она наломает, если нас не будет рядом!
