Больше в комнате никого не было, если не считать тощего юноши в ярко-синем камзоле, сидевшего в дальнем углу и вскочившего при виде гостей. Джарвис догадался, что если девочка в белом платье – Калларда, сестра Нисады, то юноша в синем – тот самый двоюродный брат… как его звать-то? В памяти всплыло только родовое имя – Веннан. Сходство кузенов бросалось в глаза, ибо пресловутый дядя приходился матери Нисады не просто братом, но братом-близнецом. Однако прозрачная кожа с нежным румянцем, так украшавшая Лар, придавала ее жениху слащаво-девичий вид, а черные крутые завитки на голове невольно вызывали в памяти породистого барашка. К тому же и взгляд, и манера двигаться, и общая вялость выдавали в нем человека, за которого всю жизнь принимали решения другие.
– Я приветствую вас, проделавших столь долгий путь ради моей несчастной дочери… – начала с величавым видом княгиня Эмалинда. Джарвис различил, как рядом Тай одними губами шепнула на ухо Берри: «Надо же, еще один „гиацинт“! Везет нам на них!»
И в этот миг за дверью, противоположной той, в которую вошли гости, раздался ритмичный перестук дерева о дерево и заглушающий его громкий оживленный голос:
– Маменька, а почему о том, что ко мне пришли гости, я опять узнаю последней? Так трудно было послать за мной, да?
С этими словами Нисада ввалилась в комнату, сразу наполнив ее ощущением жизни, бьющей через край. Даже костыли, на которых она обвисла, подметая пол длинным подолом, не умаляли этого задорного ощущения.
Если Калларда удалась в родню со стороны матери, то Нисада совершенно явно была отцова дочь – истинная Лорш во всех своих проявлениях и безудержности этих проявлений. Ее каштановые волосы были кое-как схвачены на затылке гребнем – не двойным, а самым что ни на есть обычным – но, не желая покоряться ему, все равно торчали во все стороны. Винно-красный цвет ее шелкового платья, слишком насыщенный для незамужней девушки, яснее ясного показывал, насколько Нисада готова плевать на любые приличия. В том, каким взглядом она окинула гостей и домочадцев, было нечто от полководца, озирающего поле предстоящей битвы. Отыскав глазами Берри, она, нисколько не стесняясь, подмигнула ему, словно кокетничая, но на самом деле сообщая: «Я узнала тебя в этом теле».
– Дочь моя, эта женщина родом из земель Хаоса, – Эмалинда повернулась к Нисаде. Весь ее облик ясно выражал: «Вы видите, какой крест мне приходится нести, но я давно уже смирилась». – Прежде чем пропускать ее к тебе, я желала убедиться, что сие не противно Единому и не введет тебя во грех.
– Вот при мне и убеждайся, – Нисада проковыляла через комнату и рухнула в другое кресло, с более отлогой спинкой, прислонив костыли к подлокотникам. – Говорите, госпожа из Меналии, мы вас внимательно слушаем.
– Я вынуждена просить прощения за ужасающие манеры моей дочери, – Эмалинда почти непритворно вздохнула. – Здесь, в глуши, ей негде было научиться обходительности, к тому же отец ужасно разбаловал ее…
– Давай, – не слушая княгиню, коротко бросил Берри по-меналийски. Тай решительно шагнула вперед и звучным, чистым голосом начала свою речь.
– Госпожа Миндаль говорит, – начал переводить Берри, – что глаза не обманывают ее – княжна Нисада и есть та девица, что явилась ей во сне. Ибо полгода назад Белая Леди Неролин, коей госпожа Миндаль преданно служит, показала ей сию девицу, рыдающую над убитым конем, и сказала: «Вот одна из малых мира сего, на которых держится этот мир, и если не исцелить ее, то не пройдет и года, как он пошатнется, ибо сместится Равновесие».
Как и предсказывал Берри, упоминание «коня» оказалось сильным ходом – лицо Эмалинды дрогнуло, а рот юноши в синем камзоле сам собой открылся от изумления. Калларда, в общих чертах посвященная в то, чему предстояло случиться, нервно затеребила тканую закладку в книге. Служанка у стола бросила возиться с посудой и замерла, прислушиваясь. Скосив глаза к входной двери, Джарвис разглядел носы еще трех или четырех слуг, любопытствующих, но не смеющих войти без приказа.
Очень замечательно. Чем больше свидетелей – тем лучше для Нисады!
– А потому, – продолжал Берри, вторя размеренному, звенящему голосу Тай, – бросила она все и отправилась в долгий путь, чтобы омыть силой Белой Леди несчастную княжну и не позволить свершиться беде. И вот она здесь, и ждет лишь вашего согласия, госпожа Нисада, ибо без него не вольна вершить свое дело.
– Значит, мое согласие никого здесь даже не интересует? – с нажимом произнесла Эмалинда. После возвышенно звучащей меналийской речи Тай эти слова прозвучали ужасающим диссонансом – и похоже, госпожа княгиня сама это ощутила.
– Неужели мать может не желать исцеления своей дочери? – вопросом на вопрос ответил Берри, не дожидаясь реакции Тай.
– Истинно любящая мать – та, что прежде здравия телесного печется о духовном благополучии своих детей, – жестко произнесла Эмалинда. – Ваша Белая богиня – один из демонов Хаоса. Могу ли я предать в ее власть свое дитя, возросшее в лоне Единого?
– Ну, маменька, ты и заговорила! – расхохоталась Нисада, пока Берри переводил для Тай тираду княгини. – Прямо как преподобный отец Эринто на проповеди! А я-то по наивности думала, что взрастала в твоем лоне…
Эмалинда уже открыла рот, чтобы выругать дочь за богохульство, но тут опять раздался голос Тай. Брови ее приподнялись, лицо стало необыкновенно одухотворенным.
– Госпожа Миндаль говорит, – перевел Берри, – что Белая Леди – это сама Жизнь. Неужели госпожа княгиня хочет сказать, что ее бог враждебен жизни? Ей кажется более правильной мысль, что если Единый действительно всеобъемлющ и абсолютен, как учат его священники, то Белая Леди – лишь одно из его проявлений, а потому в исцелении ее силой нет и не может быть греха.
Снова верный ход. Хороший богослов, без сомнения, нашел бы, чем парировать довод Тай, но госпожа Эмалинда явно не была хорошим богословом.
– Матушка, ну пусть она попробует! – взмолилась Калларда, которая тоже изнемогла от ожидания. – Тебе что, совсем Нис не жалко?
Нисада бросила на нее восторженный взгляд, в котором ясно читалось: «Браво, сестренка, вот уж от кого не ожидала!»
– Ты действительно можешь сделать то, о чем говоришь? – повернулась она к Тай.
Кто бы мог подумать, что настанет день, когда она сможет общаться с лучшей подругой лишь через переводчика! В Замке каждый слышит из уст других тот язык, который является для него родным, но здесь, в дневном мире, она не знает меналийского – а Тай не говорит по-вайлэзски…
– Если бы она не могла, то не пустилась бы в путь через все Внутреннее море, – перевел Берри ответную реплику Тай, причем не столько для Нисады, сколько для всех остальных. Этот обмен дежурными фразами был обговорен в Замке еще прошлой ночью, ибо Нисада ужасно боялась выдать себя какой-либо неловкостью.
Эмалинда снова сделала попытку что-то сказать, но дочь сделала резкий жест в ее сторону, и та на секунду осеклась.
Нисаде хватило этой секунды.
