Краем уха она уловила чей-то шепот, приглашающий принять участие в оргии с участием русалок и морского ящера. Приглашали, разумеется, не ее, однако Тай давно было любопытно, как именно происходит близость с русалкой – у них же совсем другая анатомия! Поэтому с тоски она решила развлечься подглядыванием, благо в малом зале с бассейном, где намечалось сие действо, у нее имелось укромное местечко, откуда можно было видеть все и при этом не попасться на глаза никому.
Отказав очередному партнеру, Тай скользнула в коридор, ведущий к месту намеченной оргии. Проход был скупо освещен мертвенно-белыми факелами и совершенно пуст – до оргии, видимо, было еще далеко, а парочки, ищущие уединения, пока не спешили покидать зал. Тай неторопливо шла, подхватив широкую юбку, как вдруг навстречу из темной ниши шагнула высокая фигура – и упала перед нею на колени, почтительно прикасаясь губами к затканному серебром подолу.
– Кто вы? – вырвалось у изумленной до испуга Тай. В ответ послышался глуховатый голос:
– Прости за дерзость, госпожа… Ты запретна для меня, но более не в моих силах лишь глядеть на тебя издали – столь ты прекрасна и желанна, хотя и прячешься зачем-то под этим мертвенным обличьем… Неужели тебе нравится, когда тебя боятся?
Свет факела падал на него со спины, поэтому Тай могла различить лишь водопад длинных, бесплотно-белых волос, стекающих на плечи и прячущих лицо, да то, что на нем плащ цвета стали, а остальная одежда – светлая и украшена россыпью стразов.
– Что ж, будь такой, как тебе угодно, – голос его казался голосом человека, который, преодолевая леденящий страх, обернулся и заглянул в лицо своей смерти. – И все же молю тебя – стань сегодня моей, и тогда мне не будет страшна никакая кара!
– Но почему я запретна для тебя? – спросила Тай, машинально переходя на «ты», изрядно ошарашенная этим странным обращением.
– Потому что ты приглянулась не только мне, но и господину моему Элори, – последовал печальный ответ. – В любую ночь, даже в эту, ты можешь сделаться его собственностью – и нет прощения тому, кто посмеет перехватить его добычу…
Неожиданно голос незнакомца дрогнул:
– Или… или ты уже принадлежала ему, и это ОН заковал тебя в снег и лед? Неужели я опоздал?
– Думаю, что если бы я была с Элори, то знала бы об этом. Значит, пока еще не была, – голос Тай тоже дрогнул. Да и неудивительно – такая новость не могла оставить равнодушной ни одну гостью Замка. – Откуда тебе вообще известно, что Элори положил на меня глаз? И что было бы, покинь я сегодня бальный зал не одна?
– Я Шиповник, менестрель Повелителя Снов, – незнакомец вскинул голову, и в отблесках факела Тай разглядела, что его лицо полностью закрыто эмалевой маской, точеным черно-белым ликом с чуть раздвинутыми в усмешке губами. – А для тех, кто рядом, у моего господина совсем не те законы, что для толпы в зале – неведение освобождает от ответа.
– Вот что, – решилась Тай, – пойдем отсюда в какую-нибудь комнату для двоих, а то, не ровен час, пройдет кто по коридору да услышит лишнее. Такие разговоры лучше говорить без чужих ушей.
– Да, госпожа, уйдем отсюда, – назвавший себя Шиповником поднялся с колен. – Ты и не догадываешься, как пугает твое лицо в этом неживом свете…
Движения его были изящны, однако совершенно лишены той сверхъестественной плавности и гибкости, которая отличает истинных долгоживущих. Всего лишь образ, к тому же явно избранный в подражание хозяину, не способный скрыть смертной уязвимости, даже хрупкости менестреля… И все же, когда он вскинул руку в черной перчатке, поправляя снежно-белую прядь, Тай укололо иголочкой желания. Так уж она была устроена – все, что исходит с Драконьих островов, рождало в ней трепет почти помимо ее воли.
Они торопливо свернули в первый попавшийся боковой проход. Встречая кого-нибудь на своем пути, оба быстро отступали в тень – впрочем, это пришлось делать всего раза два или три. Наконец Тай первая заметила приоткрытую дверь одной из бесчисленных комнат свиданий, и они с Шиповником проскользнули в нее.
В свете обычных ламп выяснилось, что в манере одеваться ее неожиданный спутник тоже подражает Повелителю Снов – его серебристо-жемчужный с зеленоватым отливом камзол словно перенесся в Замок с какой-нибудь миниатюры в древней книге, написанной еще до салнирского завоевания. На левой руке поверх перчатки блестел перстень с куском молочного янтаря, а пряжки на сапогах были в виде серебряных роз тончайшей работы.
Тай осторожно присела на край огромного мягкого ложа и жестом указала Шиповнику на место рядом. Однако тот предпочел опуститься на пол у ее ног и склонить голову на колени девушке.
– Десять дней назад заметил я тебя – но при этом имел неосторожность привлечь к тебе внимание моего господина, – глухой и печальный голос в сочетании с неподвижной улыбкой производил на Тай жутковатое впечатление. – А потому все эти десять дней я прячу свою страсть под маской и не свожу с тебя глаз, госпожа… Ты меняешь обличья – но есть что-то, недоступное изменениям, какой-то внутренний свет, что отличает тебя от иных женщин…
– У тебя наметанный глаз, – заметила Тай, хмыкнув.
– Рядом с Элори поневоле учишься многому, – со вздохом ответил Шиповник. – Но сегодня я понял, что буду проклинать себя всю жизнь, если уступлю тебя Повелителю Снов! Ты еще не знаешь, госпожа, как он делает женщину своей любовницей – но я знаю… Он будет ласкать тебя, долго-долго, так что ты будешь молить его, чтобы он скорее взял тебя. Вместо этого он позовет своих рабынь, духов Замка, и они начнут менять твой облик… не знаю как, но во-первых, это станешь совершенно не ты. Если ты кротка, то сделаешься воплощением агрессии, если, наоборот, сильна – превратишься в куклу, игрушку, забаву… И во-вторых, кем бы ты ни стала, в тебе не останется красоты, радующей любой взор, но появится та притягательность, что заставит мужчину, не думая, порвать на тебе платье и взять прямо там, где стоишь, хоть в грязи. Тогда он подведет тебя к зеркалу и, не переставая ласкать, спросит: «Ты нравишься себе? Тебе доставляет удовольствие быть не собой?» – и ты, как бы ни крепилась, рано или поздно ответишь «да». И лишь после этого он овладеет тобой окончательно, это будет длиться так долго, что ты взмолишься о пощаде, а потом потеряешь сознание… Когда же очнешься, он снова подведет тебя к зеркалу, и ты отразишься в нем, вся – в том же чужом и безмерно желанном обличье, но вместо глаз у тебя будет та же пустота, что чернеет в глазницах его обычной маски. «Измени облик!» – прикажет он тебе. Ты попытаешься, но не сумеешь, и поймешь, что это – навсегда, что на самом деле ты именно такая, какой он тебя сделал, что ты всегда хотела быть такой, но почему-то не разрешала себе… И в этот миг, когда в сердце ты назовешь чужое своим, что-то умрет в тебе навеки. После этого, даже если ты прикроешь лицо простой вуалью – все равно между ним и людьми будет стоять эта маска, через которую больше не проникнет никакое чувство… Так он отбирает у людей лица – из простого развлечения, и люди делаются такими же, как он. А я могу лишь надеяться, что наша близость хоть как-то отвратит от тебя подобную участь – вдруг после меня он побрезгует тобой? Лишь эта надежда, и ничто иное, бросила меня тебе под ноги, светлая госпожа…
