— Я просто боюсь за тебя, — тихо выговариваю я. — Страшно: вот снова придет ночь, и ты опять начнешь путать сон с явью…
— Теперь не начну, — он кладет руку на мое плечо. — Я верю в себя — и в тебя. Неужели вдвоем не отобьемся?
— Втроем, — вмешивается Лоти. — Возможно, и я кое-что смогу, если очень понадобится.
— Все, сдаюсь, — я, смеясь, поднимаю руки. — Убедили, пристыдили, разбили наголову, уличили и возымели. Еще часок посидим — и возвращаемся в Кармэль.
…НЕБО БЕЗ ПЯТИ…
Обратный переход проходит легко, как и любое возвращение в знакомое место. Шаг — и мы уже в бурьяне между полуобвалившейся галереей Ассы и сараями.
— Который час? — тут же озабоченно спрашивает Лоти. — Я должна быть в Залах самое позднее в половине шестого.
— Тогда тебе бегом надо бежать, — отвечает Гитранн. — Поторопишься, так успеешь. Но все-таки жалко, что вечером тебя не будет на лестнице.
— Зато у меня был этот день в лесу, — расцветает улыбкой Лоти. — Лучшего праздника и придумать невозможно. А про ваше выступление мне обязательно кто-нибудь расскажет.
Она машет рукой и быстро исчезает в пыльном переулке, а мы с Гитранном направляемся домой. Я иду рядом с Ним и поражаюсь, как изменились Его осанка и походка — теперь это легкая, скользящая поступь Нездешнего, и потрепанный плащ не висит занавеской, а изящно лежит на Его плечах, и глаза сияют. Когда мы проходим через двор, у Ассы и Китт, сидящих на шаткой скамеечке возле дома матушки Маллен, при взгляде на Него вырывается восторженное «ой!».
Дома мы долго смотрим друг на друга и молчим. Что бы и как бы теперь ни сложилось, но видно, нашей жизни вдвоем уже не быть такой, как прежде. Этого нового Лугхада — нет, не Лугхада, а Магистра Гитранна — я никогда не посмею гонять по дому тряпкой и обзывать наглой рыжей мордой. А Он сам — захочет ли, чтобы и дальше одежду Ему стирала Жрица Танцовщица? И уж точно никогда больше не возьмет за руки и не будет упиваться несовершенными моими Словами — пришел конец безумной и немотивированной мистике наших ночей…
А я, если честно, уже настолько привыкла к этой жизни, что даже память о Флетчере как-то потускнела, расплылась, даже закралось сомнение — да нужен ли мне именно он, или мне все равно, при ком числиться и с кем меняться энергией души? Во всяком случае, теперь наши уличные спектакли и беготня от полиции в разных версиях Города кажутся мне лишь игрой, восхитительной, но необязательной… А еще точнее — репетицией, подготовкой к тому настоящему, чем стала для меня кармэльская Лестница в Небеса.
Между прочим, хоть я и вернула Его Камень на место, Огонь из Него тоже никуда не делся, я не перестаю его ощущать. Так теперь, похоже, и останется причастность сразу трем стихиям. Редкая и чрезвычайно ценная информагическая структура, в Братстве таких людей называют Корректорами…
— Спасибо тебе за все, — нарушает Он молчание. — Когда-то давно я слышал легенду о древней языческой богине, которая сошла в ад, чтобы вывести оттуда своего возлюбленного. Но она сделала это ради того, кого любила, а ты…
— А что я? — вздыхаю я тяжело. — Я как все, ничем не лучше твоей богини. Между прочим, ты сам меня позвал, а я только откликнулась.
— Как это позвал? Когда?
— Не знаю. Я услышала твой зов шестого мая, в Башне Теней. Мне было очень плохо и тяжело — и я услышала Смерть Воды, не зная, что это такое. А потом пошла и поклялась спасти одного великого менестреля, если мне за это будет возвращен другой.
— Кто он… этот другой? Ты любишь его?
— Его зовут Хэмбридж Флетчер. Здесь, в Кармэле, я ни разу не произносила этого имени.
— Я не знаю его. Он смертный?
— Ты прекрасно знаешь его — он тоже Помнящий, — заминаюсь на секунду, но все же решаюсь: — Хейнед Виналкар, прозванный менестрелем-наемником.
— О, Хейн Голос Ночи! Наслышан, хотя встречаться и не доводилось — у нас разные сферы влияния. Но вообще-то в мое время он входил в первую пятерку некой неписаной иерархии Ордена.
— А для меня он первый и единственный, — я опускаю взгляд. — Вторая и лучшая половина души моей.
— Что ж, выбор, достойный Танцующего Пламени, — Он легко поднимается. — Ладно, сегодня твой день рождения, и я не хочу, чтобы ты думала о грустном. Сколько там еще осталось до шести часов?
— Времени до хрена, — беспечно отзываюсь я. — Ты давай иди переодевайся во все лучшее, а я пока голову вымою во дворе.
Распустив по плечам мокрые волосы, я присаживаюсь на скамеечку рядом с Ассой и Китт. Здесь единственное во всем дворе пятно солнца, волосы быстро высохнут.
— Ну что, как жизнь? — начинаю я разговор первой.
Асса тут же расплывается в улыбке.
— Ты знаешь, Лигнор, а тот парень, который у кожевника подмастерье, мне вчера предложение сделал! Я до сих пор не верю!
— Тебя можно поздравить, — говорю я от души.
— У него, правда, еще нет столько денег, чтоб мне из «Вечного зова» уйти, но говорит, что ближе к весне будет. Вот тогда и свадьбу сыграем.
— И ты представляешь, — перебивает Китт, — у них, когда они вдвоем, прямо все так здорово, так здорово! Не то что ударить, и не обзовет ее никогда, а все «лапка моя». Так все хорошо, ну прямо как у вас с Лугхадом!
— Скажешь тоже, — смеюсь я. — Я его, бывает, и ругаю как попало, и метлой могу огреть…
— А все равно. Вот когда папка мамку бил, пока был жив, это сразу видно было, что зло срывает. А вы и деретесь, как целуетесь. Как это у вас так получается? Вот бы мне научиться!
— Тут и уметь ничего не надо. Просто замечай в другом только хорошее. Пусть главным для тебя будет не то, что он на чистый пол вваливается в грязных башмаках, а то, что он мастер на все руки, и шутить умеет как никто, и главное, тебя любит. Тогда и ругать ты будешь его грязные ботинки, а не его самого, если ты понимаешь, о чем я.
— Вроде понимаю, — шевелит бровями Китт. — Как ты говоришь, прямо все так складно выходит. У нас тут все были злые, а как ты появилась, так откуда что и взялось! И мамка теперь улыбается, и даже песни поет, когда стряпает, совсем как ты. И Ярт мне вчера откуда-то пол-огурца принес — не все сам сожрал.
— И цветы во дворе все лето цвели, — добавляет Асса. — Не лилии, конечно, — зонтики да желтоглаз, но раньше только бурьян и был. И вода в колодце, говорят, иногда появляется.
Я молчу. А что тут можно сказать?
— От тебя будто какое-то тепло идет вокруг, — снова говорит Асса. — Это… не знаю, как сказать — будто весна осенью. Вроде такой же человек, как мы все, — или это у вас в Буром Лесу люди такие?
— Может быть, — медленно отвечаю я. — У нас народ другой. Мы не рвем друг другу глотку из-за куска хлеба.
— Так в лесу, небось, всем всего хватает, — завистливо вздыхает Китт. — Сама ж говорила — у вас грибы прямо из земли растут и еще ягоды.
