– Ты видела? У неё ещё один мой платочек!
– А серебряный соусник? Ума не приложу, как она умудрилась стащить соусник? Где она его прятала?
– Хм! Это уже серьёзная болезнь… Надо сегодня же рассказать её мужу.
Я смеялся про себя, но виду не подал, а только спросил как ни в чём не бывало:
– Кто заболел, мама?
– Никто, – отрезала Ада, мол, я ребёнок и это не моё дело.
А ведь я-то об этом знаю гораздо больше их!
15 ноября
Вот уже несколько дней я ничего не пишу в свой дневник, всё из-за этих уроков. И так меня уже два раза наказывали за то, что при всём моём прилежании я не успевал доделать домашнее задание. Но сегодня я просто не могу удержаться, чтобы не записать на страницах этого дневника, которому я поверяю все мои мысли, потрясающую новость, которая лишний раз доказывает, что, если ребёнок иногда и набедокурит, это всё равно обернётся во благо. А взрослые с их дурной манерой всё преувеличивать только зря нас наказывают, но рано или поздно им приходится признать свою неправоту, как, например, в этом случае.
Одним словом, адвокат Маралли вчера вечером долго беседовал с папой и попросил руки Вирджинии.
Эта новость всполошила весь дом. Мама сразу принялась кричать, что грех отдавать несчастное дитя в лапы этому беспринципному безбожнику и она никогда не даст благословение на брак.
А папа, наоборот, считает, что Маралли – отличная партия для Вирджинии, нужно идти в ногу со временем: он весьма благоразумный молодой человек, и его ждёт блестящая карьера, к тому же сегодня быть социалистом уже не так страшно, как двадцать лет назад.
Вирджиния согласна с папой и говорит, что Маралли – лучшее, что можно пожелать, и она не хочет упускать такую возможность.
Я бы тоже хотел, чтобы они поженились, ведь тогда будет ещё одна свадьба с горой сластей и морем наливок!
16 ноября
Сегодня с утра Ада рыдала и кричала маме, что это нечестно: теперь и Вирджиния выходит замуж, а она, Ада, обречена томиться дома. Она останется старой девой, как тётя Беттина! И если уж папа согласен, чтобы Вирджиния вышла за социалиста, с какой стати он запрещает Аде выйти за Де Ренциса? Пусть он и беден как церковная мышь, зато благороден и сможет добиться хорошего положения в обществе.
18 ноября
С девчонками всегда морока, не то что с мальчишками. Завтра к нам приедет одна девочка погостить на неделю, нужно запастись терпением…
Мама обещала мне велосипед, если я буду хорошо себя вести, так что я буду изо всех сил стараться быть милым.
Вот уже шесть раз, не меньше, мне обещали велосипед, и всякий раз находится очередная весомая причина мне его не дарить. Надеюсь, хоть на этот раз мне повезёт!
Наша гостья – племянница адвоката Маралли. Он позвал свою сестру, синьору Меропе Кастелли, которая живёт с мужем в Болонье, приехать вместе с дочерью для знакомства с будущей невесткой, то есть с моей сестрой Вирджинией.
Теперь свадьба – дело решённое, и даже мама с Адой после долгих увещеваний отца в конце концов дали согласие.
19 ноября
Мы ездили на вокзал встречать синьору Меропе Кастелли и Марию. С виду она девочка как девочка, только очень смешно лопочет на своём болонском диалекте, ничего не разберёшь.
Все домашние очень радуются приезду будущих родственников. Я тоже доволен, ещё бы, ведь Катерина приготовила десерт двух видов: со сливками и с джемом – чтобы каждый мог выбрать на свой вкус; вот у меня, к примеру, нет особых предпочтений, и я выбрал оба.
20 ноября
Первый день прошёл, и я приложил все мыслимые усилия, чтобы быть паинькой, как обещал маме.
После школы я развлекал Марию, не обижал её и даже играл в её скучную шикарную куклу.
Куклу зовут Флора, и ростом она почти с хозяйку. Единственное в ней интересное – это глаза: кладёшь – закрываются, ставишь – открываются. Я хотел понять, как это устроено, и продырявил кукле голову – оказывается, там внутри очень простой механизм. Я с лёгкостью разобрал его и объяснил Марии, что к чему, она слушала с большим интересом, но, увидев потом, что глаза сломаны и больше не закрываются, разревелась, будто стряслась невесть какая беда.
Ну и дуры же эти девчонки!
* * *
Мария пожаловалась дяде, что я сломал её куклу, и вечером Маралли сказал мне:
– Эх, Джаннино, Джаннино, и за что ты так не любишь чужие глаза?
Но потом добавил уже с улыбкой:
– Ничего, Мария, мы починим глаза твоей кукле… видишь, мои уже починили. И потом, знаешь, нет худа без добра – пусть это тебя утешит. Вот я, например. Если бы Джаннино не попал мне в глаз, меня бы не приютили в этом доме, я бы так и не узнал, что за сокровище моя Вирджиния… и не был бы сейчас самым счастливым человеком на земле!
Эти слова тронули всех, и Вирджиния обняла меня со слезами на глазах.
В этот миг мне хотелось высказать всё, что творилось у меня на душе, вспомнить выпавшие на мою долю несправедливые обиды и объяснить им, как дурно наказывать детей за всякие пустяки, но я смолчал, потому что тоже растрогался.
22 ноября
Когда я открываю свой дневник и перечитываю строки, написанные позавчера, меня охватывает тоска: бесполезно, взрослых не исправить…
Что поделаешь – и на этот раз прости-прощай, велосипед!
Пишу, забаррикадировавшись в своей комнате; пока мне не пообещают, что отец меня не тронет, я не сдамся.
Как водится, дело в сущей безделице, которая скорее заслуживает награды, чем наказания, ведь я просто послушался маму. Все взрослые ушли в гости, а мне велели:
– Развлекай Марию, пока нас не будет дома, и будь умницей.
Я поиграл с ней в дочки-матери и ещё в какую-то ерунду, только чтобы ей угодить, но потом мне надоели эти детские игры и я сказал:
– Смотри, уже почти стемнело, а до обеда ещё целый час: хочешь, поиграем в господина и раба из той книжки с картинками, которую я тебе вчера показывал? Я буду господином и брошу тебя в лесу.
– Давай! – охотно согласилась она.
Мама с сёстрами и синьорой Меропе ещё не вернулись, Катерина стряпала на кухне. Я отвёл Марию к себе в комнату и велел ей надеть поверх белого платья мой синий костюмчик, чтобы она стала похожа на мальчика. Потом я выкрасил её как мулата, взял ножницы, и мы спустились в сад. Там я приказал рабу следовать за мной.
