Он пытался считать про себя, но обнаружил, что забыл нужные цифры. Что должно быть между 4 и 5? И что идет после 7?..
Вдруг тяжесть вся исчезла и сменилась страшными толчками и подскоками.
Потом раздался скрежет.
Потом слетел тент…
Терешков медленно приходил в себя. Рядом стонал и ругался Марков. Было довольно светло, но при этом совершенно ничего не видно.
Как в тумане.
Да это и был туман! Простой деревенский туман, пахнущий мокрой разрытой землей…
– Как ты? – услышал Терешков голос товарища.
– Железно… – отозвался и не узнал себя.
– А меня будто кони топтали…
– Гуси топчут, – сказал Терешков, разом мстя за многие обидные насмешки. – А кони кроют.
Но Марков, наверное, не понял, что ему отомстили.
Они приподнялись, кряхтя. Клетка стояла косо, но все же как надо – то есть на днище. Непослушными пальцами Терешков отстегнул ремень. Выпрямился. Встал.
Все еще покачивало. Как в лодке.
– Как ты думаешь – получилось? – спросил Марков робко.
Марков – робко!
– Если бы не получилось, то разве мы были бы сейчас одни? Все сбежались бы, чтобы нас осмотреть и успокоить.
– Верно…
– Командуй, командир, – сказал Терешков. – Выходим ли мы на грунт сразу или же когда рассеется окружающий нас туман?
– Не знаю, как ты, – сказал Марков, – а я чувствую прежде всего легкий голод и несусветную жажду.
– А вот что интересно, – сказал Терешков. – Если мы съедим что-то здешнее, оно из нас вывалится при нашем возвращении или останется в животе?
– И это тоже мы должны будем проверить. А пока – где наши хлеб и мясо для первой закуски? Потому что без грубых физических сил мы не будем способны к работе.
– А как оно будет вываливаться?
– Не заставляй читать тебе лекцию о телесном устройстве организма.
– Ладно. Вот наше мясо, соленые огурцы, хлеб. Бутыль с клюквенным морсом. Но я чувствую, что не проглочу ни крошки. Пока не узнаю, где мы.
Марков молча взял провиант, развернул вощеную бумагу, расстелил розовое тонкое мясо на хлеб, сверху уложил помятые ломтики огурца. Впился зубами.
И – со странностью в глазах отстранился.
Потянулся к морсу. Глотнул очень осторожно, растирая языком по небу.
– Попробуй-ка, – протянул Терешкову надъеденный бутерброд и надпитую бутылку.
Морщась, Терешков куснул. Глотнул. И еда, и питье вкуса не имели вовсе.
– Странно…
– Знаешь, Терешков, а ведь это значит, что что-то произошло! Наверное, удалось! Наверное, мы действительно в будущем…
Терешков вдруг почувствовал, что у него затряслись руки. Он завернул недоеденный бутерброд в бумагу и сунул его в карман. Потом потянулся к барашкам, запирающим дверь.
Марков молчал.
Терешков откинул решетку и, не останавливая движения тела, спрыгнул на землю.
Земля была рыхлая и мягкая. Из нее часто-часто торчали пучки круглых листьев.
Клетка стояла на картофельном поле, и картошка уже давно взошла!
Июнь!
– Командир, – Терешков выпрямился. – Удалось. Удалось! Мы – там.
А через несколько секунд где-то совсем рядом заголосили птицы…
Рассвет застал испытателей за необходимым делом: установкой клетки на колеса. Нежелательно, чтобы посторонний взгляд коснулся секретнейшей из машин. К счастью, маленькая, но густая рощица ждала неподалеку.
Оставив пока на поле тяжелые мотоциклетки, Марков и Терешков уперлись руками в прутья, ногами взрыли мягкую землю – и покатили-покатили-покатили клетку к роще! Клетка бежала легко, без мотоциклеток весу в ней почти и не осталось – ну, пять пудов разве что. Ну, шесть.
В роще, такой чистенькой и нарядной снаружи, было все замусорено. Валялись большие ржавые банки, витки проволоки, детали каких-то машин. С клетки снова сняли колеса, Марков затянул и законтрил временной тормоз, отключил батарею. Машина времени теперь стала просто мертвым железом. Забрали баулы и заплечные мешки, и Терешков запер дверь на секретный стальной замок.
Испытатели переглянулись. Каждый мысленно проверял другого: не забылось ли чего. Но нет, ничего не забылось.
– Газета, – вдруг тихо вскрикнул Марков. – Видишь?
Под кустом лежал серый клок бумаги с крошечными буквами. По нему прошлись дожди.
Терешков присел рядом с бумагой, осторожно, двумя пальцами, попытался приподнять листок. Тот расползся.
– Нет, это не газета, командир. Или просто очень старая.
– Или они тут бумагу разучились делать…
Терешков обтер пальцы о листья, встал.
– Поедем, командир?
– Поедем… Терешков, ты себя нормально чувствуешь?
– Вроде бы.
– А я – будто свекольного самогону глотнул…
– Так я и говорю – нормально.
Срубив несколько кустов, забросали ветвями клетку. Оценили работу на «посредственно», махнули рукой и пошли нетерпеливо к мотоциклеткам. Туман рассеивался.
Терешков как бывший военлет обязан был работать с компасом и планкартой. На чистом листе он поставил первую точку.
Мотоциклетки – за рога, и покатили по пахоте.
А вот и плотно укатанная грунтовая дорога. Ведет строго на юг.
Счетчики пути поставлены на ноль.
– Ну, Терешков…
– Ну, командир…
Две ноги дружно ударили по рычагам стартеров. Чих-чих-чих-пфф! – сказали оба недавно опробованных и замечательно отрегулированных мотора.
Чих-чих-чих-пфф!
Чих-чих-чих-чих-пфф…
Что за притча?
Взболтало бензин в баках? Пузырьками заткнуты карбюраторы?
Продули.
Чих-чих-чих-пфф…
– А бензин ли это? Командир, он не пахнет ничем!..
– И мясо без вкуса…
Они одинаковым движением почесали: Марков – лоб, Терешков – затылок. Шлемы давно сброшены: жарко.
– А ну…
Ложным бензином намочен кусочек ветоши. Чирк спичкой… чирк! Чирк!
Нет ни огня, ни дыма, ни вони серной.
– И спички туда же…
Но Терешков не сдается. Вывернул свечу.
– Крутни стартер.
Тр-р-р-р-р-р! – целый сноп искр.
Поднес к свече ветошь.
– Крути.
Тр-р-р-р-р!
