– Был телефонный разговор с товарищем Коломийцем о выделении вам постоянного сотрудника. Он состоялся вчера в девятнадцать сорок пять.
Железная леди Хасановна – Дора Хасановна Шварц – происходила из небольшого прайда самаркандских немцев. Было ей восемьдесят лет, и за свою жизнь – пока не осела за столом нашего «розыскного бюро «Аргус» – она возглавляла Первые отделы по крайней мере в десятке самых секретных советских «ящиков». С последним местом работы ей немного не повезло: это была какая-то хитрая сейсмологическая лаборатория в Ленинабаде. Как множество таких же, как она, Хасановна в одночасье осталась без жилья, без пенсии и без родни. Пару месяцев она скиталась по немилостивой Москве и к нам зашла лишь для того, чтобы попросить корочку хлеба. Как раз перед этим у нас кончились секретарши – их прошло много через приемную, все они были молоды, красивы, владели языками и что-то слышали о компьютерах, – но ни одна не могла сдержать своих матримониальных позывов. Даже замужние, что вообще поразительно. Всем им хотелось окружать нас уютом, разводить растительность на наших окнах, развешивать занавески, кормить нас вкусной и обильной пищей из ближайшего ресторана…
Так что Хасановна вошла в нашу дверь – и неожиданно для себя задержалась.
Благодаря ей мы наконец обрели свой стиль! Она сама долго ездила по комиссионкам, разыскивая классическую конторскую мебель. Крис где-то добыл двадцатилетней давности бидон с краской буро-зеленого госпитального цвета и ею раскрасил панели. Я встроил компьютер в корпус телевизора «Радуга» – были такие, из красного дерева, их продавали только ветеранам… За какую-то неделю из нашей беспородной прихожей получился кабинет следователя ОГПУ/НКВД из голливудского фильма ужасов. Хасановна, оклемавшись немного, приоделась и теперь принимала посетителей в строгом темно-сером костюме, ослепительной белизны блузке и черном галстуке-шнурочке. Однажды она постриглась в мужской парикмахерской под ежик и анфас стала напоминать Малькольма Мак-Дауэлла, переодетого женщиной. В профиль же Хасановна была настоящим индейским вождем, только без перьев.
Курила она так много, что мы пошли на нарушение стиля и повесили под потолком кухонный воздухоочиститель.
Делопроизводство пришло в совершенный порядок: все документы составлялись по форме, и вечная угроза отъема лицензии, висящая над любым предприятием, подобным нашему, вдруг стала чисто теоретической. Устаканилась и бухгалтерия. Деньги от клиентов принимала Хасановна, и получить что-то на текущие расходы стало невероятно трудно… Впрочем, налоговая полиция, нагрянувшая однажды, тоже ушла несолоно хлебавши.
В каждой комнате висели огнетушители и аптечка, а в ванной – спасательный круг.
Ресторанная вакханалия быстро прекратилась, и даже разносчики пиццы забыли к нам дорогу. На кухне тоже воцарился порядок: в понедельник была гречневая каша с тушенкой, во вторник – перловая с тушенкой, в среду – рис с курицей, в четверг – вермишель с рыбой, в пятницу – пшенка. В субботу и воскресенье мы были балуемы макаронами по-флотски, а к чаю полагался сахар…
Но самое большое впечатление на всех, и на нас в том числе, производил канцелярский стол. Был он размером с бильярдный, только что крытый не зеленым сукном, а черной кожей. Древесина отзывалась на постукивание звонко, почти как хрусталь. Поверхность украшали бесчисленные следы папиросных ожогов, стаканных донышек, керосиновых ламп и неосторожно брошенных кипятильников. На внутренней стороне дверцы тумбы, вместившей всю нашу картотеку, была выцарапана надпись: «Я чист перед народом и пар…» – подкрепленная парой пулевых отверстий. Круглые сутки горела лампа зеленого стекла, с бронзовым литым основанием. Пепельница размером с больничное судно была оснащена хитрым устройством, бесследно поглощающим окурки. Чернильный прибор из фальшивой китайской бронзы и настоящего нефрита изображал один из эпизодов Великого Похода. Под толстым пуленепробиваемым стеклом разложены были календари, план-графики, расписания поездов и самолетов, а также десяток фотографий, изображавших бывших мужей Хасановны в порядке поступления; морды у мужей были такие, что даже товарищ Сталин, томящийся на открытке под тем же стеклом, чувствовал себя неуютно…
Обстановка эта смиряла клиента и резко повышала ликвидность его капитала – но одновременно вселяла надежду.
Ровно в четырнадцать звякнул колокольчик на входе, и, пригнувшись, вошла стильная девочка под два метра ростом в джинсах и мешковатой ветровке. За нею втиснулся Коломиец. Его-то было много по обыкновению.
– Дора Хасановна, – робко обратился он к нашей секретарше, – я тут договаривался с вами…
– Садитесь, – резко скомандовала она. – Заполняйте анкету. Это, что ли, оперативный работник? Хорошо! Потянулись наконец девчата к настоящему делу…
– Хасановна, – подал голос Крис, – позвоните Коломийцу, пусть даст машину до ночи. И сам пусть приезжает. В Истру поедем…
И мы поехали в Истру.
Но прежде Ираида освоила последнюю пустовавшую спальню, которая до того была гостевой. И в квартире сразу стало как-то тесновато.
– Не боишься оставлять племяшку в нашем вертепе? – подмигнул я Коломийцу.
– Немного побаиваюсь, – признался он, – не хотелось бы мне вас потерять…
Всеслышащая Хасановна немедленно откликнулась:
– А как же мы на Амуре – жили все вместе в первом бараке? Отношения наши были чисты!
– Да вы-то там урабатывались так, что силы только на храп хватало, – махнул рукой Коломиец. – Ты на этих бездельников погляди…
– Я за моралью слежу, – обиделась Хасановна.
– Да, у нас не забалуешь, – сказал я. – Представляешь, Женя, как на режимном предприятии: больше двух приводить нельзя…
– И только до одиннадцати утра, – добавил Крис.
В Истру мы приехали уже около пяти. Дом, в котором замучили художника, стоял на отшибе – старый двухэтажный насыпной восьмиквартирник. Рядом высился роскошный недострой, каких много стало в Подмосковье: то ли посадили хозяина, то ли взорвали, то ли невзначай разорился сам. По раскисшей тропе среди строительного мусора мы пробрались к цели. Между деревьями, обступающими вход, натянута была бечевка с бумажным обрывком.
– Плохое место, – сказал Крис, ежась.
– Чего уж хорошего, – пробормотал Коломиец. – Стадо они тут выгуливали потом, что ли…
Он нагнулся и полез под бечевку.
– Эй, – крикнул кто-то сзади. – Вы тут чего забыли? А ну, назад!
К нам торопился пожилой милиционер в распахнутой шинели.
– Участковый, капитан Петренко, – небрежно козырнул он. – Кто такие?
– Поисковое агентство «Аргус», – представился я. – А также «Тимур». Нашего клиента убили у вас тут.
Участковый долго и пристально рассматривал наши удостоверения и лицензии.
– Так это вы и есть Коломиец? Слышал, слышал. Очень приятно… жаль, не предупредили меня… Слушайте, а что же он за человек такой был? Отчего хипеш? Я его шмотки перебирал – бомж в натуре…
