– Мальчижга оддуда. До ездь он, разумеедца, не мальчижга, а бервоздадейный монздр. Он збежал гаг раз беред дем, гаг мы выдворили его земейку из дома. Он – воблощение зла!!!
– Я помню, босс, – говорит Тед. – У них там был ужас, босс. Сущий кошмар, босс.
– В точку, Тед, – поддакивает Фред.
– И эдод кожмар вернулзя, – говорит Кларенс П. – На зей раз он в блавгах и лазоревом блаще.
– Р-р-р! – рычит Альф.
– А хотите, босс, я ему личико расквашу? – спрашивает Дуг.
– Нед, Дуг, – отвечает Кларенс П. – Ды ждо, не видиж, гаг его дуд любяд? Ды ждо, не слыжиж, гаг эди бодозридельные людижги его бривечаюд-бочидаюд?
– Вижу, босс, – отвечает Дуг. – Слышу, босс.
– Значид, надо бодербедь. Дождадца удобного моменда. А уж гогда моменд назданед, мы наздигнем эдого монздра. Возбидаем его бо болной брограмме. Мы взё дуд изгореним. Изведём. Изглючим из жизни. Бредадим змерди. Навзегда.
Стен тем временем уже добрался до аквариума.
– Зегодня вечером, – говорит Кларенс П., – взему мало-мальзги бодозридельному будед боложен гонец. Болный и огончадельный гонец.
Глава сороковая
Они провожают взглядами Стена. Наконец он скрывается в вагончике Панчо Пирелли.
– Есть хотите? – взывает человек-кабан из-за прилавка таверны.
– А ждо в меню? – интересуется Кларенс П.
– Отбивные! Или пара-тройка сосисок. Или бургер. Что пожелаете!
– Из чего эдо зделано? – спрашивает Кларенс П.
– Из отборной свинины-кабанины, из чего ж ещё! – рычит хозяин таверны и, перегнувшись через прилавок, добавляет: – Вы, по всему видать, честные ребята. Но голодные. В «Диком кабане» таких честных-голодных кормят от пуза!
Кларенс П. радостно кивает.
– Дочно бодмечено – мы чездные. Мы здежнему люду не чеда!
– Не чета? Тогда тем более заходите, пейте-ешьте. Никого не обделю.
Кларенс П. и его охламоны рассаживаются и начинают уплетать отбивные за обе щеки.
– Ну как? Вкусно? – спрашивает человек-кабан.
– Объеденье! – с набитым ртом отвечает Альф.
– А шерсть уже начала расти?
– Шерсть? – вскидывается Дуг. – Какая шерсть?
– Ну, кабан-то в шерсти! Сказку слыхали?!
– Какую сказку? – спрашивает Фред.
– Про человека и кабана. Рассказать? Однажды…
– Нед, зэр! – прерывает его Кларенс П. – Наз не индерезуюд глубые згазги. Нам нужны фагды. Бравда и ничего громе бравды.
– Тогда рассказать вам правду про человека с кабаном? Как все было на самом деле?
– Нед.
Но хозяин таверны не унимается:
– Он, между прочим, превратился в кабана!
– Эдо явная зказга, зэр, – говорит Кларенс П. – Чиздейжий вымызел.
– Может, и так. А может, вымысел и есть правда. А правда – чистой воды вымысел.
– Босс, расквасить ему личность? – спрашивают Фред и Тед.
– Р-р-р! – ревёт человек-кабан, обнажив клыки. – Да! Расквась, сделай милость! Но прежде ответь: ты слыхал когда-нибудь сказку о человеке без хвоста?
– Нет.
– А зря. Хвост пришёл и проглотил человека!
Человек-кабан вспрыгивает на прилавок, раскрывает пасть и издаёт дикий звериный рёв.
Глава сорок первая
Мы же, читатель, возвратимся к светофору, на знакомый перекрёсток. Горит красный свет. Полицейский на посту: бдит, чтобы не учинилось нарушений и беспорядка.
На светофоре останавливается трактор – он тянет гружённую сеном телегу. Тракторист оборачивается и говорит кому-то, кого в копне и не видно:
– Эй, вы! Приехали!
Полицейский это слышит и теперь с любопытством ждёт появления пассажиров.
Из сена выпрастываются двое. Кое-как слезают на землю. Они похожи на соломенных болванов, которых ставят на шестах в огороде.
– Спасибо, добрый человек! – говорят они трактористу. – Спасибо!
– Да ладно, чего там! – отвечает он.
Светофор переключается, трактор тарахтит дальше.
Злобно усмехнувшись и мысленно потирая руки, полицейский направляется к огородным чучелам. С каждым шагом лицо его чуть меняется, и к Анни с Эрни – а это, конечно же, они! – он подходит с нежнейшей улыбкой.
– Добрый вечер, – говорит он очень вежливо.
– Добрый вечер, сэр, – отвечают Анни и Эрни.
– Добро пожаловать в наш скромный город, – продолжает полицейский. – Что вас сюда привело?
– О, сэр, у нас пропал мальчик, – говорит Эрни. – Мы его ищем.
– Ах, какое несчастье! – подхватывает полицейский.
– А уж мы-то как горюем, – говорит Анни. – Он – хороший мальчик, сэр! Ростом-то он невелик, но красивый, и глаза такие добрые, прямо лучатся добротой. Его сразу заметишь! Может, видели?
– Добрые глаза, говорите? – переспрашивает полицейский. – Я по долгу службы каждый день вижу разных мальчиков. Но никто добротой не лучится.
– Значит, вы его не видели, сэр, – замечает Эрни. – А то бы сразу вспомнили.
Полицейский, призадумавшись, поглаживает щёку, почёсывает в затылке.
– Нет, пожалуй. Шкод и баламутов помню, всех до единого… А каким же образом, осмелюсь спросить, вы его потеряли?
– Сэр… – произносит Эрни потупившись. – Я сам виноват, плохо с ним обращался. Он убежал.
– Убежал?! И вы говорите, он хороший мальчик? Разве хорошие мальчики сбегают из дому?
– Да, сэр! – кричит Анни.
– Ну и второй, ещё более важный вопрос. Кем считать человека, который плохо обращается с ребёнком? По-вашему, он хороший, достойный гражданин?
– Нет, сэр, – шепчет Эрни. – Но я осознал свои ошибки. Я уже изменился.
– Слишком поздно! – рявкает полицейский. – Ваши злодеяния угрожают миру! Вы породили малолетнего правонарушителя, и теперь он – среди нас. Мир не намерен гладить вас по головке только оттого, что вы пустились вдогонку за беглецом. Никаких сюси-пуси НЕ БУДЕТ! Я обязан взять вас под стражу и упечь в самую тёмную камеру!
– Прошу вас, сэр, не надо! – просит Анни.
– А на что вы рассчитывали? – спрашивает полицейский. – Надеялись, что я препровожу вас в ближайший пятизвёздочный отель? Надеялись понежиться в джакузи, а потом улечься в огромную кровать под балдахином и полакомиться шоколадом ручной работы?
– Что вы, сэр… – говорит Анни. – Мы не стремимся к роскоши!
– К роскоши? Я вам покажу роскошь! – Полицейский указывает на узкую просёлочную дорогу, что убегает в сторону пустыря. – Убирайтесь! – требует он. – Чтобы духу вашего тут не было! Иначе закую в кандалы! Немедленно брысь! Там как раз собралось всё отребье, вашего поля ягода. Там полно канав – будет вам и стол, и дом. А чуть подальше и речка есть, вместо джакузи. И не попадайтесь мне на глаза! – добавляет он, сверкнув этими самыми глазами в наступивших сумерках.
