– Ко мне?
– К тебе. В первом же форте ее и задержали. Других-то дорог у нас в эти земли нет. Только «петровская». Чем она думала, ума не приложу. Так ладно это. Как задержали ее, так она стала болтать глупости всякие… Как есть дура. Петр ведь знал, что она против него злоумышляет. Но простить хотел. Не получилось. Бояре ответ потребовали, какого лешего эта дуреха в бега пустилась. Ну и пришлось все выдать. Потом ее расспросили, когда конные егеря ее в Преображенское доставили. Ох, Вась, хорошо, что ты ее не слышал. Такое про брата и бояр говорила, что даже мне стыдно было!
– А меня что ждешь? – спустя полминуты спросил князь совершенно потухшим голосом.
– Так она на тебя показала, дескать, подельник ты. Вместе про иезуитов сговаривались. Да и еще много интересных вещей поведала. Вот и отправил меня Петр Алексеевич в Воронеж тебя дожидаться. Коли все честь по чести сделаешь, то и не трогать. А если бросишь армию и побежишь, то в кандалы заковать. Слышали? – Репнин обратился к рейтарам, что хмуро на все это взирали. – Али, Василий, отпираться будешь, что бросил армию?
– Иезуиты… – тихо прошептал убитый горем Василий. – Я ведь ей говорил им не верить… За что мне это? Господи! За что?
Репнин не ответил. Он лишь кивнул своим людям, и те сноровисто стащили не трепыхавшегося князя с коня, разоружили, «спеленали» и потащили куда-то в здание. Рейтары как стояли, так и остались стоять, не дергаясь и не спеша помочь Голицыну.
– А вы отдохните денек и возвращайтесь. За вами никакой вины нет. Вы выполняли приказ. Надеюсь, этот олух не успел учудить ничего под Азовом?
– Когда мы уезжали, шел штурм.
– Штурм? – удивился Репнин. – А чего же вы так спешно отбыли?
– Так по всему выходило, что неудачный приступ. Там как османы дали залп картечью шагов со ста, так наши и встали. А потом пальбу из мушкетов начали. В общем, дело гиблое вышло. Просто людей положили.
– Вот болван! Ладно. Размещайтесь на отдых. Отоспитесь. Коням передохнуть дайте. А послезавтра выдвигайтесь обратно.
После чего Репнин развернулся и направился в то же здание, куда утащили связанного Голицына.
– Что же ты, Вася, с ума-то пятишь? – спросил Аникита, оставшись с ним наедине. – Вроде бы умный человек, а ведешь себя как отрок несмышленый.
– Я не смогу без нее. Понимаешь?
– Зачем тогда всю эту игру затеяли? Ведь уже пару лет назад было ясно, что проиграли. Петр не кровожадный. Лишней крови ему не нужно. Даже перед патриархом бы похлопотал, чтобы развод тебе дали да обвенчали с Софьей.
– Чего уже об этом говорить… – буркнул Голицын. – Застрели меня, а? Жуть как не хочется на эшафот идти. Толпа зевак радостно кричит, а моя голова катится по помосту. Позор-то какой, – передернулся Василий.
– Какая плаха? – усмехнулся Репнин. – Никто тебе голову рубить не станет. Даже не надейся. Петр взял твою племянницу в жены. Думаешь, он решит сделать ей такой подарок на свадьбу? Так что гнить тебе до конца твоих дней в каком-нибудь монастыре. Он сейчас узников всех туда справляет. Что приуныл? Все одно наказания не избежать. Так что покайся честно во всех своих проказах. А я за тебя по старой памяти попрошу. Софью ведь в пустошь женскую отправили на далеком северном острове. Там и мужская есть рядом. Будете хорошо себя вести, может, Петр Алексеевич и позволит вам видеться. Он ведь простить вас хотел, все зная, а вы, дураки… эх, – махнул рукой Репнин. – В общем, думай. Время пока есть.
Глава 8
5 августа 1689 года. Москва
Петр стоял на звоннице Ивановской колокольни и смотрел на Москву. Ему было не по себе. Столько лет напряженного труда. И снова он тут… в Кремле. Уже второй раз, но с все той же задачей… Интересно, сколько раз ему еще придется перепеть на разные лады этот своеобразный «день сурка»?
Он смотрел и пытался оценить фронт работ, казавшийся ему на первый взгляд совершенно безграничным. Да и было с чего. После практически столетия, что он прожил в мире XXI века, находясь на весьма далеком от социального дна уровне, вид, открывшийся перед ним, вгонял в уныние и печаль. Низкорослый город с кривыми улочками, лишенными хоть какого-то твердого покрытия, а потому превращающимися после дождя в натуральное болото. Лишь в отдалении лежал, резонируя с окружающей действительностью, созданный им Преображенский район из перестроенных деревень. Он просто бил по глазам ровными мощеными дорогами и строгой квартальной планировкой. Да и постройки там были повыше на пару этажей и исключительно из кирпича с доброй черепичной крышей. Этакий образцово-показательный городок недалеко от столицы, что напоминала скорее большую деревню, чем город, своей приземистой разлапистостью.
– Государь, – на звонницу поднялся Меншиков, – брат твой, Иван Алексеевич, преставился, не приходя в сознание.
– Давно?
– Только что. Сразу к тебе и побежал.
– Что-то еще? – с легким раздражением спросил Петр. Внезапная болезнь и смерть Ивана оказались для него неприятным сюрпризом. Он ему, конечно, не был нужен, но чувства мальца, принявшего его в этом мире, были к Ивану очень теплые. Петр до слияния сознаний любил его как брата искренне и совершенно без какой-либо дурной мысли, что не от Нарышкиных тот, а от Милославских.
– Иезуиты прислали с посыльным сообщить, что Давида Иржи уже покинул Москву и больше не вернется. Да патриарху извинения принесли с подарками.
– Отменно. Иоаким утих?
– Поворчал, но остался доволен. Он знает о том, что ты с ними дела ведешь в вопросах денег и торговли.
– Вот как? И много же людей о том знают?
– Да почитай все, кому интересно.
– Хм. Кстати о деньгах. Они что-нибудь сообщили толковое про серебро?
– Сказали, что хотят завтра лично прибыть и все обсудить.
– Нервничали?
– Нет. Думаю, они деньги уже привезли. Они еще утром договорились о приеме.
– Вот как? И почему я только сейчас узнаю?
– Так ты уже второй день как мешком ушибленный. Секретаря послал подальше и тоскуешь. Аня за тобой на колокольню не полезет, с ее животом-то. Сам же с нас шкуру спустишь, если у нее выкидыш или еще какая неприятность случится. А матушка твоя уже не в том возрасте. А я в отъезде был.
– А остальные? – удивился Петр. – Что, боятся?
– Леший их разберет, – пожал плечами Александр. – Не решаются тревожить. Маша так и вообще сказала, чтобы мы тебя не трогали и тебе нужно побыть одному. И Аню не пустила, которая было порывалась.
– Умница она, – усмехнулся Государь. – Никогда бы не подумал, чтобы две женщины смогли договориться и не повыдергивать друг другу волосы из-за мужика. Чудно все это.
– Так что чудно-то? Они обе понимают, что если ты узнаешь, что кто из них другой козни строит, по голове не погладишь. Разговор у них был серьезный еще до свадьбы, там и договорились о чем-то. С тех пор как подружки ходят.
