— Был бы ты из этих, я б к тебе не подошла. Думаешь, я вертихвостка? Каждый вечер на набережной с парнями знакомлюсь?
— Нет, не думаю. Правда-правда.
— Но я и не дурочка наивная. Я знаю жизнь. И людей я всяких повидала. Успела устать и от хамов, и от ботанов, которые с женщинами и говорить-то не умеют. Я искала много лет... Сама не знаю, кого. И вот сейчас мне кажется, что нашла. Да, я знаю, звучит смешно, — поспешно добавила она; Юлия облокотилась на перила, задумчиво устремив взгляд на огни проплывающих мимо кораблей. — Даже глупо, наверное. Правильный ответ: «На улице, в метро, на дискотеках и в Интернете не знакомлюсь», так ведь? Интересно, где такие барышни вообще парней встречают... Или во — надо заставить парня пострадать пару месяцев. А я не хочу, представляешь? В первый раз в жизни. Не хочу. Вот такая я неправильная.
— Глупости, — отвечал Святослав с твердостью в голосе.
Из машины, остановившейся на светофоре, донеслась мелодия вальса. Молодые люди отреагировали мгновенно. Святослав учтиво поклонился Юле, протянул ей руку, девушка отвесила реверанс — и вот уже Рысев и Романова закружились в вихре вальса. Юноша периодически путался и запинался, но Юлия не замечала его ошибок.
«Вот вам и случайный вальс», — размышлял Святослав, любуясь складками платья, парящими в воздухе.
Рука его, делая поддержку, смело обняла гибкую теплую талию девушки. Вопреки ожиданию, та не отстранилась, не ударила его по руке, не отчитала за наглость, продолжала танцевать, как ни в чем не бывало.
Светофор переключился. Автомобиль, оглашавший набережную нежной мелодией, скрылся из вида. Звуки вальса стихли. Вместо них из переулка вырулил мотоцикл, сотрясавший окрестности оглушительными басами. Юлия поморщилась.
— Бе-е. Ненавижу даб-степ, — буркнула она, провожая мотоциклиста злым взглядом.
— Я тоже, — скривился Рысев. — И хип-хоп тоже. Не переношу.
— Видишь, сколько у нас общего! — улыбнулась девушка.
Она облокотилась на решетку набережной и задумчиво устремила взгляд на силуэт здания Академии художеств, ярко вырисованный подсветкой на иссиня-черном небе. Волосы Юли, слегка приподнятые ветром, образовали вокруг ее головы фантастический, сказочный ореол. От восхищения у Славы буквально перехватило дыхание. И все же он нашел в себе силы закончить мысль:
— Ты не неправильная. Просто ты не ум, а сердце слушаешь, а это сейчас редкость. А я чем тебя заинтересовал? Своей постной физиономией?
— Нет, Слав. Танцем, — отвечала Юлия, подумав пару мгновений. — Точнее, так: ты не боялся выглядеть глупо. Ты вел себя... Естественно. А это в наше время бо-ольшая редкость.
Молодые люди постояли у решетки набережной еще минут пять, а потом неторопливо зашагали прочь и скоро исчезли в таинственной тьме петербуржских переулков.
* * *
— До часа «Икс» оставалось, конечно, не шесть минут, как в той песне, — закончил рассказ Борис Молотов, — а примерно два месяца. Потом небо, как ты знаешь, рухнуло вниз. Влюбленным повезло. Они оказались в метро, на Невском, вместе. И очень вовремя перебрались оттуда на Проспект Большевиков. На центральных станциях после Катастрофы та-акое началось.
— Это все — правда? До последнего слова? — прошептала Лена чуть слышно. Она уже не сидела, а лежала на полу, свернувшись калачиком, словно котенок, и ее волосы касались ног Бориса.
Решение девушка уже приняла. Ее мама Юля «из роду Романовых» сумела дотянуться до нее из глубин прошлого. Более того, Юлия Романова дала Лене Рысевой совет, как повести себя в сложной ситуации. Там, на набережной, в день своей первой встречи и папа, и мама повели себя неразумно, нелогично, может быть, даже опрометчиво. Но не обратила бы веселая девушка Юля внимания на забавные кривляния мрачного юноши Славы, не родилась бы на свет и сама Лена. Юлия верила первому зову сердца, доверяла интуиции. Значит, так же должна была поступить и ее единственная дочь.
Решение было принято. В душе Лены, которую все эти дни терзали сомнения, наступила удивительная тишина. Ей стало так хорошо, что хотелось выпорхнуть из окна спасательной станции и кружиться среди крон деревьев вместе с первыми красными листьями... Но она продолжала лежать на циновке, придвинувшись ближе к Борису, и слушала-слушала его чуть хрипловатый низкий голос. Она не собиралась прямо тут, с бухты-барахты, открываться перед Борисом, но и откладывать объяснение на бесконечный срок тоже не собиралась.
«Скоро, очень скоро все сложится, все сложится», — повторяла Лена про себя.
— Всё правда, ни одного лишнего слова! — отвечал Борис, прижимая к груди сжатый кулак. — Дальше, как ты знаешь, были тяжелые будни. Упорная борьба за выживание. Каторжный труд с рассвета и до заката. Со станцией твоим родителям повезло, факт. Василич умный мужик, кто бы чё ни болтал. Быстро смекнул, какие барыши сулит общине соседство с Веселым поселком и какие опасности в себе таит. И мама твоя с выбором не ошиблась. Слава оказался именно таким человеком, какие в метро нарасхват. Пусть он и не успел закончить Корпус, но научился многому. И его увлечение пятиборьем оказалось очень кстати, ведь сталкер не только стрелять, он и бегать должен уметь.
— Через два года родилась ты, — продолжал рассказывать Борис. — Слава и Юлька были вне себя от счастья. Мечтали о втором ребенке. Примерно в это время я их видел мельком. Ты была такой забавной крохой, точная копия мамы. Хочешь знать, как она выглядит — посмотри в зеркало. Или в пруд, — добавил Борис, вспомнив, что в жилище Данзана зеркал не водится. — Счастливая молодая семья, все трое — воплощение любви...
* * *
Молот вспомнил свой первый визит на Проспект Большевиков. Туда по каким-то делам отправился с «Пушки» его отец. Мальчика оказалось не на кого оставить, поэтому Боря, которому исполнилось тогда четырнадцать лет, тоже оказался на правом берегу. На Бориса сразу произвели впечатление порядок, царивший на этой окраинной станции, относительная чистота и опрятные жители, не опустившиеся до состояния бомжей. На Славу Рысева, уже совершившего несколько выходов на поверхность в качестве добровольца, Борис смотрел с восхищением. Князь казался ему настоящим мужчиной. Юлия, хоть ее красота и поблекла за два года, прожитые под землей, на станции слыла первой красавицей. Она всегда была бодра и энергична, заражая всех вокруг радостью и оптимизмом.
— Мы живем под землей. Это данность, которую не изменить, — говорила Юля Романова. — Давайте же изменимся сами.
— Мутируем, что ли? — осмелился пошутить Боря Молотов, услышав эту реплику.
— Нет, — отвечала жена Святослава, поворачиваясь в его сторону, — перестанем грезить о том, что уже не вернуть. Будем радоваться тому, что имеем.
Все соседи Юли и Славы закивали, соглашаясь с ее словами. На руках Юлии сладко спала очаровательная рыжеволосая кроха: новорожденная дочка Лена.
